Об образе и смысле смерти

Несмотря на эту трудность, я не решился опустить историческую часть, хотя помимо всего прочего у меня возникали сомнения в достаточности моих специальных знаний в данной области, и чем дольше я работал над этой частью, тем очевиднее для меня становился ее фрагментарный характер. К тому же я сознавал, что специалистам, как правило, недостает нужных точек зрения. Кроме того, полагаю, что только благодаря историческому рассмотрению проблема смерти предстанет в той духовной перспективе, которая позволит нам ясно осознать свою позицию относительно этой проблемы. Как мне кажется, в духовной области происходит нечто подобное тому, что произошло с чувственным восприятием нашего культурного ареала в XIV‑XV вв. Тогда европейский менталитет освоил перспективное видение, которое с тех пор стало для нас естественной предпосылкой.

Нечто похожее мы переживаем сегодня с этими проблемами: нам уже недостаточно смотреть на них только с "нашей" точки зрения, мы хотим рассматривать их в историческом развитии, чтобы таким образом получить для нашей точки зрения правильные перспективы.

Также и для изложения естественнонаучных проблем это стало сегодня уже само собой разумеющимся, хотя в большинстве случаев при этом принимается "точка зрения Вагнера": "В конце концов, как же здорово мы продвинулись". Историческое рассмотрение не плодотворно, если относится к воззрениям прежних эпох лишь как к устаревшим, как к отражению примитивной ступени развития или к курьезу. Мы занимаем по отношению к историческим явлениям во многом такую же позицию, какую естественные науки до возникновения учения об эволюции занимали по отношению к великому многообразию форм животного мира: все регистрируется, описывается, собирается, но не прослеживается никакой внутренней связи.

Подобно тему как современный естественник не удовлетворяется описанием формы и развития отдельно взятого живого существа, но рассматривает различные состояния как наглядные воспоминания об общем развитии — основной биогенетический закон Геккеля, — так и мы поймем себя, только когда проникнем в воззрения прежних эпох и увидим в них стадии развития наших собственных воззрений.

Но тогда мы вплотную подойдем к тому, чтобы вместе с Лессингом ("Воспитание рода человеческого") признать, что мы сами развивались во времени, пребывая в различных культурных эпохах. И, постигая прошлое, мы понимаем, как прав был Платон, когда говорил, что мы можем постичь только то, что уже однажды знали, а потом забыли: прошлое кажется поблекшим воспоминанием. Историческое познание становится расширенным самопознанием.

Так мы расширяем наше духовное пространство. Современный способ познания более не кажется нам ограниченным своей исторической обусловленностью и тем самым в конце концов обесцененным, но, познавая прежние воззрения в их правомочии и необходимом ограничении, мы можем ощутить и свои воззрения как носитель и перспективный аспект развития человечества.

Образ смерти в сознании ранних эпох

Древняя Индия

Вступая в духовный мир древнеиндийской эпохи, словно вдыхаешь простор и покой высокогорья. Как путник, добравшийся до вершины, разом озирает волнистые силуэты хребтов и окутанные холодным туманом долины и, может быть, наблюдает, как появляется из тумана альпинист и какое‑то время идет в сиянии яркого солнечного света, чтобы снова скрыться в тумане и снова показаться по прошествии нескольких часов, — так перед взором индийского мудреца зримо простирается ряд повторных земных жизней.

В Упанишадах (Катха–упанишада) описывается сцена, которая скорее, чем теоретические рассуждения, даст нам возможность взглянуть на душевную организацию в Древней Индии{1}.

По религиозным причинам отец предает смерти мальчика Начикетаса. Его переход в мир иной сопровождается следующей медитацией:

Погляди назад, на прежних [людей],

погляди вперед, на будущих -

Подобно зерну, созревает смертный,

подобно зерну, рождается он вновь

{2}

Сравнение с зерном ясно показывает, что имеется в виду: возвращение человеческой души во всех новых земных жизнях. Человеческое мышление в эту эпоху еще тесно связано с природой; наблюдение за процессами, происходящими в природе, непосредственно пробуждает душу к познанию. В твердой уверенности, что много жизней осталось позади и много предстоит, душа ступает на путь смерти. Для брахмана Начикетаса на этом пути нет ничего страшного: он видит в смерти превосходную возможность обрести познания, иначе недоступные человеческому духу.

Далее описывается, как Начикетас, перешагнув порог смерти, проводит три дня в ее жилище непринятым и непризнанным гостем. Тем самым бог смерти допускает неучтивость по отношению к юному брахману и в качестве возмещения обещает ему выполнить три его желания.