Об Солженицына. Заметки о стране и литературе

Смерть только активизировала поток критических оценок многообразной деятельности знаменитого чекиста, прослужившего в органах при двенадцати руководителях (от Меркулова до Крючкова) и общавшегося с лидерами государства – от Юрия Андропова до Владимира Путина. Забавно, что Филипп Денисович, если не брать первых лиц «весомой организации» (сказано в фильме Э. Рязанова «Гараж») – единственный из ее руководителей, щедро представленный в отечественной литературе. Литераторы, по определению Сергея Довлатова «антисоветские» (скажем, Василий Аксенов), оставили портрет «идеологического генерала», носителя инфернального обаяния и описанного даже с какой-то мрачной симпатией. В новейшее время Александр Проханов в культовом романе «Господин Гексоген» сделал одним из основных персонажей отставного генерала КГБ Буравкова, когда-то грозу диссидентов/сионистов, возглавившего службу безопасности у телевизионного олигарха еврейского происхождения, который мечтает превратить Россию в «Новую Хазарию»; на самом деле старый чекист, конечно, трудится «под прикрытием», сугубо в интересах родной спецслужбы. В свежей, 2018 года, повести «Священная роща» Александр Андреевич напророчил скорую смерть девяностолетнего генерала (выведенного под прозрачной фамилией «Филиппов»): «На кровати, высоко на подушках возлежал Филиппов, когда-то могущественный генерал КГБ. Он был под капельницей. Голая большая рука бессильно протянулась вдоль тела. Трепетали капли в стеклянном флаконе. Трубка подходила к обнаженной руке и погружалась в черную вену, которая, как темная река, стекала от плеча до запястья. Подкопаев увидел тяжелую вену и подумал, что случай привел его на берег этой темной реки, устье и исток которой терялись в глубине огромной жизни. Эта жизнь была прожита среди войн, переворотов, тайных интриг и неведомых миру трагедий». Согласитесь, сильно написано: по сюжету умирающий ветеран успевает сообщить герою повести, писателю Подкопаеву, о зреющем антигосударственном заговоре магов-банкиров. Вообще, сюжет «Филипп Бобков и русская литература» существует отдельно, и прелюбопытный, коснемся его чуть ниже.

Инвективы продолжают лететь и слева и справа, по центру тоже: либералы не могут простить Бобкову многолетнюю, начиная с конца 1960-х, борьбу с инакомыслием в позднем СССР. Патриоты и государственники упрекают Филиппа Денисовича в куда более серьезных вещах: показная борьба с «диссидой» и фрондирующей интеллигенцией шла явно в ущерб жесткому профилактированию националистических импульсов и движений на окраинах державы, которые привели к ее стремительному и трагическому распаду. Бобкова попрекают вялой и соглашательской позицией в перестроечные годы, но главный компромат, естественно – безупречная работа на медиаимперию Владимира Гусинского.

Повторим, подобный критически-посмертный салют закономерен: сам характер работы спецслужб предполагает амбивалентность оценок современников, да и потомков – извилистая тактика закрытых орденов дополняет государственную стратегию в лучшие, победительные времена, а вот в периоды для государств проблемные ее изрядно отягощает и компрометирует. Если, конечно, нет идеологического запроса на мифологизацию лучших дел и ключевых персонажей. Но Бобкову, по понятным историческим причинам, такого вряд ли дождаться.

Генерал Филиппов у Проханова: «Народ ест ботву истории. А клубни остаются в земле. Существует явная история, которую пишут писатели и летописцы. И тайная, о которой знают разведчики. Две эти истории могут существовать порознь долгие десятилетия. Но потом в определенный момент они сливаются. <…> Я подумал, что вам будет интересна моя жизнь. Вся она касается тайной истории. Вам будет интересно знать, как ломалось и падало наше великое государство и какая роль в этом падении принадлежала разным людям».