Об Солженицына. Заметки о стране и литературе

Действительно, рок-н-ролл тогда еще считался музыкой социального протеста, а советская власть рокеров не особенно жаловала, особенно в последние свои, отчасти маразматические годы. С другой стороны, перед протестными толпами рок-музыканты предстали тогда, когда протест сделался государственной политикой, а вся страна, что национального греха таить, начиная с Генерального секретаря ЦК КПСС – антисоветчицей. Но даже тогда в рок-гимнах и тем паче лирике продолжал преобладать индивидуализм несколько щенячьего свойства, а не какие-то политические призывы и тем более – программы. Просто рокеры оказались под рукой у подлинных бенефициаров разрушения, их и выпихнули на авансцену для отвода глаз, а главное – эмоций. А потом столь же стремительно убрали, многие из вчерашних героев и не заметили эдакого своего социального трипа. «Советский/антисоветский Вудсток» закончился, по сути толком не начавшись.

Так был ли мальчик? Существовало ли вообще масштабное явление с мощной субкультурой, собственным языком и набором символов, связавшее в узел несколько поколений, долгим эхом которого звучит сейчас фильм Серебренникова, задуманный режиссером как камерная драма, но обернувшийся эпосом в зрительском восприятии?.. Однако чтобы ответить на этот вопрос, необходимо в очередной раз разобраться с терминами.

Не слишком ли типологически разные, а подчас и полярные явления мы пытаемся объединить этим расползающимся по швам понятием – «русский рок»? Обнаружилось, что многие, оперирующие этим сочетанием, как-то спотыкаются об его открывшуюся неточность, размытость и разновекторность.

Так и есть. «Русский рок» – явление драматически разнородное. Грубо говоря и обозначив два полюса, – в нем всегда присутствовало противостояние. Раскол «русского рока» на два практически противоположных друг другу направления драматически и убедительно иллюстрирует более масштабный процесс – размежевание в среде русской интеллигенции.

С одной стороны, русский рок скалькирован с известных образцов музыкантами, преимущественно столичного – московского и отчасти питерского происхождения, которые органически восприняли определенный, скажем так, хиппово-мажорский набор ценностей (гедонизм, пацифизм, космополитизм и пр.) и банально имели бытовые возможности для свободного музицирования и – не в последнюю очередь – полюбившегося образа жизни.

Примеры – «Машина времени», «Браво», «Моральный кодекс», «Секрет» и т. д.

Иной полюс – бескомпромиссный русский андеграунд с его мрачной индустриальной эстетикой, «русским полем экспериментов» – то есть не столько обращением к корням, сколько ощущением их неизбывности. Тут вести речь надо, главным образом, об Александре Башлачеве и «сибирском панке» с обширной географией между Омском, Тюменью и Новосибирском и целой генерацией поэтов и революционеров во главе с Егором Летовым (Янка Дягилева, Роман Неумоев, Черный Лукич и др.).

Есть, безусловно, и пограничные явления – Александр Ф. Скляр; Майк Науменко, тщательно пестовавший образ рок-звезды западного типа, со всеми сопутствующими материальными бонусами, но так и оставшийся в андеграунде.

Ошибкой будет, как это сделал Артемий Троицкий, назвать первый вариант «прозападным», а второй – «исконно-посконным». Русский дух дышит, где хочет; андеграунд как раз восходил изначально к западному образу и опыту, преимущественно из punk-рока, но быстро его перерос. Андеграунд был восприимчив – он широко забирал с разных сторон: из фольклора, советского песенного и плакатного искусства, авторской и дворовой песни, шансона, рэпа.

Любопытно взглянуть на сегодняшние результаты: русский андеграунд серьезнейше повлиял на несколько поколений, оставил мощное наследие и ушел в каноническом варианте вместе с Егором Летовым, иконой нынешних леваков и неоимперцев. В то время, как «советские хиппи» окончательно превратились в клубно-концертную агитбригаду либеральной оппозиции. Убедительный пример – Андрей Макаревич или свежезаявленный украинский тур едва оправившегося от хворей БГ – Харьков, Днепр, Киев, Одесса, Львов…

Вернемся к фильму Серебренникова. Будет натяжкой сказать, будто «Лето» отразило вышеописанные раскол и полярности да и весь путь «русского рока». В этом кино вообще тенденции минимум. Однако Серебренников явно предпочитает андеграунд – масскульту и коммерции, квартирники – стадионному чесу. Содержание эпохи видит не в конфликте художника и власти, а в умении сыграть увлекательную игру в перемену погоды и настроения – сцена в электричке, момент приема Цоя в рок-клуб, джем на записи первого альбома «Кино» – «45»… Свобода, согласно Серебренникову в «летней» версии, – не результат общественных движений, но процесс, состоящий из взаимодействия творчества, общения, ландшафта и желания праздника.