Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Как синоним для обозначения «человека советского» иногда используется также саркастическое наименование Homo Sovieticus. Что касается происхождения этого латинизма, то русский философ Сергей Булгаков в 1918 году в одной из своих работ употребил словосочетание homo socialisticus: «Вы обратите внимание, как изменился даже внешний вид солдата, — он стал каким-то звероподобным, страшным, особенно матрос. Признаюсь вам, что „товарищи“ кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особой разновидностью дарвиновских обезьян — homo socialisticus»[156]. Впоследствии это и подобные образные выражения получили хождение в среде эмигрантов. В 1981 году в Мюнхене бывший советский ученый, эмигрант Александр Зиновьев написал книгу «Гомо советикус», в которой в сатирическом ключе описал современное ему советское общество, после чего этот оборот и приобрел широкую известность.

Научное воплощение это понятие приобрело благодаря эмпирическому исследовательскому проекту, проведенному Аналитическим центром Юрия Левады, который назывался «Простой советский человек». В его рамках было проведено четыре волны исследований — в 1989, 1994, 1999 и 2004 гг. Далее, постараюсь представить лишь сжатое изложение полученных в них результатов[157],[158],[159],[160].

Основу образца человека советского в исследовании составили следующие представления:

— об исключительности, или особости, «нашего» (советского, русского) человека, его превосходстве над другими народами или, по меньшей мере, несопоставимости его с другими;

— его «принадлежности» государству (взаимозависимость социального инфантилизма — ожиданий «отеческой заботы от начальства» — и контроля над собой, принятие произвола властей как должного);

— уравнительные, антиэлитарные установки;

— соединение превосходства с ущемленностью (комплекс неполноценности).

Сам Юрий Левада следующим образом определял основные черты советского человека: принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия, имперский синдром. С точки зрения исследователей, эти черты в той или иной мере были присущи большинству представителей советского социума. Но что примечательно, по данным опроса проведенного Левада-центром в 2003 году 60 % россиян, так или иначе, считали себя советскими людьми.

Не углубляясь здесь в детали этого масштабного исследования, остановимся лишь на некоторых чертах советского человека, которые наиболее важны с точки зрения нашего рассмотрения концепта тоталитарной личности.

Человек советский — человек массы

Авторы исследования указывали, что советский человек — это массовидный человек («как все»), деин-дивидуализированный, противопоставленный всему элитарному и своеобразному, «прозрачный» (то есть доступный для контроля сверху), примитивный по запросам (уровень выживания), легко управляемый (подчиняющийся примитивному механизму управления). Это человек мобилизационного, милитаризированного и закрытого репрессивного общества, интеграция которого обеспечивается такими факторами, как внешние и внутренние враги. Для него характерно признание оправданности требований лояльности власти, «защищающей» население, государственного контроля над поведением обывателей во всех сферах жизни.

Как писали Ю. А. Левада, Т. А. Ноткина: «<… > его приучали (и приучили!) равняться на «всех», на молчаливо послушное или по приказу беснующееся большинство, довольствоваться минимально малым во всем, уповать на милостивую заботу власти и ненавидеть любых возмутителей спокойствия, всех, кто «гонит волну». Его научили отрекаться от родных, близких и самого себя. Его научили трепетать и шагать в ногу. Его закаляли в огне и воде, не говоря уже о «медных трубах»[161].

Что касается механизма управления этим человеком массы, то оно во многом осуществляется благодаря манипулированию его чувством принадлежности и использованию коллективного принуждения — общего заложничества, опирающегося на принцип «все в ответе за каждого». Это заложничество в СССР охватывало все сферы взаимоотношений — семейных, рабочих, учебных и др.