Читаем Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта полностью

Для лучшего уяснения необходимо ввести еще одно уточнение: надо разделять субъекта в широком смысле этого слова, который, по сути, тождественен субъективной реальности (даже субъективная объективность — часть субъекта в широком смысле, так как она возникает путем субъективного препарирования объективной объективности), и субъекта в узком смысле этого слова, который подразумевает того, кто действует в этой субъективной реальности. Здесь можно воспользоваться терминологией Фихте, который говорил о триаде «Я — не-я — я». Фихтевское Я — это субъект в широком смысле, это тот трансцендентальный субъект, из которого творится субъективная реальность и в котором закладывается фундаментальное для этой субъективной реальности деление на я и не-я, т. е. на то, что имеет отношение ко мне (субъект в узком смысле), и то, что имеет отношение к миру (т. е. является не мной, не относится к субъекту в узком смысле).

Очевидным элементом субъекта в узком смысле является то, что мы будем называть субъективной субъективностью. Под субъективной субъективностью мы имеем в виду то осознанное отношение к субъективной объективности, которое является бесспорным фактом любой конкретной субъективной реальности. Мое отношение к тому или иному явлению, моя симпатия или антипатия к тому или иному человеку, мои чувства в связи с тем или иным жизненным происшествием, мои мысли по поводу того или иного явления — все это как раз и относится к измерению субъективной субъективности. По сути, речь идет обо всех доступных сознанию содержаниях, источником которых является не внешняя среда (в этом случае это часть субъективной объективности), но сам субъект, производящий эти содержания в ходе своего сознательного взаимодействия в пределах доступного для него Umwelt’а. Собственно, само человеческое Я как источник этих содержаний может быть названо ядром субъективной субъективности, тем генератором, который и питает производство этих содержаний. Впрочем, это Я тоже является виртуальным. Ведь, согласно теории виртуальной реальности, к этой реальности относится не только феноменально внешний по отношению к нам мир,

наше собственное Я также является всего лишь еще одним феноменальным образом, порожденным нашим мозгом и помещенным в самый центр симуляции[141].

Как пишет один из самых известных сторонников данной теории Томас Метцингер,

Путем помещения Я-модели внутрь модели мира создается центр. Этот центр есть то, что мы переживаем в качестве самих себя, в качестве Эго. Это исток того, что философы называют взглядом от первого лица… Мы проживаем свои жизни, находясь в Эго-туннеле[142].

Эта виртуальная реальность представляет собой

симулирующую мир навигационную систему, которая информирует саму себя, где и когда появляется опасность или возможность, а затем соответствующим образом направляет собственное поведение к ним или от них[143].

Однако здесь необходимо сделать важное с точки зрения психоаналитической теории уточнение. Психоаналитическая интерпретация добавляет к этому тезису о виртуальности Я тезис о том, что измерение виртуального субъекта не ограничивается Я. Виртуальный субъект шире Я, и далеко не все его измерения вообще доступны для осознания, не все из них попадают в то, что Метцингер называет «Эго-туннелем». Сознательное Я человека — лишь часть его субъективного мира, по большому счету это Я почти всегда является ложным, скрывающим гораздо большие — бессознательные — психические пласты, к восприятию которых данный субъект в настоящий момент не готов. Поэтому, говоря о Я как ядре субъективной субъективности, я имею в виду утопическое (т. е., по сути, недостижимое) Я, генерирующее все то бесконечное множество содержаний, которое хотя бы потенциально может стать доступным для сознательного Я и которое хотя бы потенциально может быть структурировано и систематизировано в некое единое субъективное целое (то, что в юнгианской традиции принято называть «самостью» или неким высшим Я, и то, что подразумевается в известной фразе Фрейда «там, где было Оно, должно стать Я»).

Мы называем эти содержания субъективными, так как в объективной объективности они отсутствуют, они исчезают вместе с исчезновением самого субъекта. После того как монитор сознания гаснет навсегда, вместе с ним — по крайней мере, согласно натуралистическому взгляду на мир — гаснут и все субъективные содержания, до этого активно наполнявшие поле сознания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги