Обэриутские сочинения. Том 2

– Нездешний я, понимаешь, ко мне трамвайчиком до Касаткина.

На этот раз старик не озлился, а заулыбался.

– Вот и хорошо. Всем нашим радость. Где проживаешь? Денежки пропьём, пешочком прибудем…

Без особой радости я сказал адрес. Видно, по безграмотности старик не записал.

– Всё, что ни будете просить в молитве, верьте, получите, и будет вам… – выговорил старик молитвенно. Думается, из Евангелия от Луки. И засеменил из подворотни в сторону питейного подвала.

Голос маляра затих, и я снова остался в одиночестве. За то недолгое время, пока я канителился в подворотне, на улице, как мне показалось, ничего не изменилось. Разве народу у моторки поприбавилось, то же размахивание руками и бесцельные разговоры. Всё было так, и всё же чего-то на улице не хватало. «Головы, – осенило меня. – Как же я не заметил сразу?..»

С чувством облегчения я направился в сторону моста искать спутника или извозчика.

Головы на дороге действительно не было, однако радостная уверенность оказалась преждевременной. Приблизившись к четырежды отвратительному месту, я заметил сначала остатки рук, потом плечи, наконец, волосы. Останки валялись в кювете, а за длинной ямой, по вытоптанному футбольному полю, очень длинноносые, коротко остриженные мальчишки с криком гоняли голову.

Временами они удовлетворённо били головой по воротам, один мальчишка со свистком в зубах гундосо взывал:

– Один! Три! Пять!

Имея в виду голы.

Почему-то ноги перетащили меня через кювет.

– Не сметь! Не сметь! – вопил я, не узнавая собственного голоса. – Заступить… – проговорил мой рот задребезжавшим звуком.

Пыль и булыжники оказались у самых глаз. Я хотел оттолкнуться, рук не оказалось, шеи – тоже. Порывы горячего ветра трепали волосы.

Два длинноносых громыхали бутсами, приближаясь. Ещё немного, ещё секунда – и один из двоих длинноносых занесёт ногу…

– А поможет штырь, – услышал я знакомый голос, звучавший откуда-то сверху.

Конец первой части

Часть вторая

О чём говорить дальше? Конечно же, про то, что происходило накануне. Позвольте, быть может, это случилось совсем не вчера? Ей-богу, не помню, ничего не знаю. Мне известно одно: сегодня – это сегодня. Я лежу на чём-то мягком, глаза плотно зажмурены, но я боюсь их открыть. Да, боюсь. Потому что никогда не отличался решительностью. И всё же рукой пытался пошевелить. Оказалось – двигается. Тогда глаза открылись, похоже, сами собой.

Уж не сон ли мне приснился? Представьте, я лежал в собственной комнате, на собственной постели. А за окном светило холодное ноябрьское солнце.

– Только штырь, – послышался знакомый, напоминавший о недавнем голос, наверное, из коридора. Оттуда раздавалось и другое. Кто-то упорно хотел до меня достучаться.

Обязан сообщить: с детских лет я живу в ком-квартире. Иначе говоря, коммуналке. Что же необычного, что кому-то понадобилась папироса, спички или чайная ложка соли? Нет, сегодня всё складывалось иначе.

«Маляры», – вспомнилось мне. Я же хотел уяснить всё, что случилось накануне или сколько-то дней назад.

– Войдите! – прозвучал ничуть не изменившийся басистый голос. Мой голос.

И в комнате появился не маляр с подручными, не мой постоянный спутник в блужданиях по городу, а соседка: Матильда Яковлевна. Её дверь первая от кухни, моя – вторая.

– Товарищ Дря, – обратилась она ко мне, хотя много лет знала моё имя, иногда обращалась даже с отчеством, – зачем вы наградили меня этим чудовищем?

На руках Матильда держала кошку, ту, коричневую, на длинных ногах.

– Да и вообще натворили…

– Вы это про что?

– Сами знаете, господин Дря. Знаете, знаете… Вопреки обычному явились под утро, стали громыхать и всех в квартире разбудили.

– Быть не может. Чем же я громыхал?

– Ходулями, господин Фря, ходулями.

– Нет у меня никаких ходуль.

Да, действительно, ходуль в комнате не оказалось. Зато стояла здоровенная мотыга.

– Зачем это вам? – спросила Матильда.

Я не знал, откуда появился совершенно ненужный мне предмет, потому пробурчал что-то невнятное. Меня волновало совсем другое. Кошка пыталась замяукать, я же не сводил глаз с соседкиной головы… Как же я не догадался там, у моста. И тут же вскочил с кровати. Слава богу, ноги оказались там, где им положено быть.

– И вам не совестно спать одетым? – говорила Матильда.

– Голова! – крикнул я. – Посмотри на голову, она крепко держится? – говорил я, шумно волнуясь. Никогда не называл я Матильду на «ты». Сегодня всё прощалось.

Её шею окаймляла фиолетовая полоска вроде цепочки.

– А шея?.. Посмотри… – выговаривал я.

– Определённо, рехнулся, – произнесла Матильда. – Что это с вами?

– Вместо ненужной ругани возьми зеркало и посмотри. Зеркало висело рядом с портретом козы. Я его снял и передал Матильде.

Она долго рассматривала стекло зеркала, потом сунула мне его обратно.

– Бесстыдник! Откуда вы взяли это мерзкое неприличие?

– У тебя же нет головы. Понимаешь ли ты, почему?

– Ещё бы. Лицо у меня голое, там его нет. А что одетое – там голое.