Он долго спал в тот день, спал по самой обыкновенной причине: вместо того, чтобы прозвонить, будильник, принадлежавший тому спящему человеку, вдруг переместился на городскую площадь, где находился ресторанчик с самым обыкновенным названием: «Кривой желудок». Это название предложили жившие по соседству, кажется, товароведы. Одно могу сказать, с тех пор в «Кривом желудке» стали подавать обыкновенных кривых кур и лишь изредка необыкновенных.
Скорее всего, вы не слыхали, что за кривые куры бродят по некоторым переулкам нашего города. Многие не слыхали. Однако про кур потом. Только будильник переместился в «Кривой желудок», сразу попросил подать кривую курицу. Ему, конечно, отказали. Тогда пришелец принялся звонить, пока не прибежал вполне обходительный работник пожарного ведомства, спрашивает:
– Чего звонишь?
Этот, то есть сразу притихший будильник, весь затрясся. Откуда ему знать, кто перед ним стоит, да ещё с кривым перевязанным затылком.
Ах да, совсем забыл выполнить обещанное, рассказать о пере вёрнутых курах. Пожалуй, ничего интересного про них не скажешь, когда в ресторанчике и столы, и фужеры, и лафитники, даже передняя часть буфетчицы – всё-всё перекручено. Помните, как называется ресторанчик? «Перекрученные внутренности». И опять забыл поделиться: в туалете тех «Перекрученных внутренностей» висело трюмо, совсем махонькое, почти незаметное. В нём даже передняя часть буфетчицы или другая обыкновенная внешность могла показаться вполне прямой. Как видите, к всеобщей кривизне многие приспособились, кроме самого главного: директора коммунального банка, одного там Кривошеина, нет, другого главного, тоже Кривошеина. Благодаря своей фамилии, другой Кривошеий приказал всё изменить, в первую очередь название, но об этом в другой раз, а тогда по прошествии некоторого времени будильнику всё же что-то подали, кажется, незначительную пичужку, которая в меню была обозначена цыплёнком, кривым, разумеется. Проглотил будильник ту называемую цыплёнком пичужку и стал перемещаться, конечно в обратном направлении. Металлический объём с винтами, цепочками, разными там гвоздиками переполнен, ничего ни стучит, ни цвиркает. Вот будильник, добравшись до дома, и стал подпрыгивать, каждый раз дёргая ручку дверного колокольчика. Тогда тот, крепко спавший, перевернулся на другой бок, громко сказав:
– Порви кривой полотенец. – И побежал.
Про дальнейшее рассказывать неинтересно. А забавляет меня то, что́ происходило до перемещения будильника на опрокинутую площадь. Как же так? Ему предложили ничтожного цыплёнка, после чего этот всеми установленный распорядитель минутных и часовых стрелок, металлический предмет, был просто обязан подождать, пока жёлтый шарик начнёт Господом Богом предписанное превращение. В конце концов шарик непременно бы оказался многоцветной кривой округлостью.
Нет, всё это, попросту сказать, необъяснимо. Да и многое другое. Я, простите, понять отказываюсь. Почему у того же будильника – вик да стинь? А у меня – ногти и уши. Почему у меня то да се? А у него информация, в крайнем случае – персифлексия.
Так я, понимаете ли, и живу: задаю вопросы, рассказываю самому себе истории.
Притча о недостойном соседе
Он имел толстый живот, носил широкие штаны и убивал попадавшихся на пути собак, иной раз кошек.
Ранней весной он сменил штаны на узкие-узкие и стал убивать, главным образом, котят.
А когда одним сияющим утром надел брюки-шаровары, стал протыкать красивеньких детей, иной раз обыкновенными ножницами, в другие, чаще дождливые, дни – тупыми ржавыми иголками.
Однажды, довольный самим собой, он вышел на взморье, снял брючки-клёш, оставил их под вполне новыми, хотя и успевшими прогнить мостками.
Тогда к нему приблизился немолодой человек, что было ясно каждому по его рыжей чёлке и зеленоватому носу, подошёл к соседу и ткнул то ли пальцем, то ли остриём зонта в жирное брюхо того соседа.
Из образовавшегося отверстия поползли тонкие смрадные кишки. Они ползли до тех пор, пока брюхо не стало пустым.
Тогда тот, кому оно принадлежало, осел.
Его повезли на дрогах. Маленькая девочка махала изнурённой, малинового цвета кобыле полосатым платочком. Тем временем другая девчушка громко шептала:
– Ой-ё, ой-ё!
Кишки с требухой никто не стал есть, ни кошки, ни собаки, ни вороны, решительно никто.
Нет, всё же согласитесь, не бывало окончания мрачнее и безобразнее, а самого случая красивее, хотелось бы даже сказать, прекраснее.
Прыгавший до потолка и выше
У мамы и папы жил да был сын. Он не курил, нехорошими словами не ругался, парту перочинным ножом не резал, учился преотлично, словом, каждому хотелось иметь такого мальчика, хотя бы на стене и, конечно, в золотой раме.
Но даже такие превосходные дети могут заболеть инфлюэнцией, другим словом – гриппом. Так с тем мальчиком и случилось, болевшим иначе, чем разные глуповатые дети.