Обертоны

Прослушав запись «Посвящения» (с оркестром Мюнхенской филармонии под управлением нашего общего

друга Романа Кофмана), я невольно воскликнул: «Смерть в Венеции», и после короткой паузы добавил:

«Смерть в Киеве». Может быть, это прозвучало провокационно, однако в моих словах не было ни скрытых

намеков, ни, тем более, упрека. Такую фразу мог произнести и сам Валентин. Мне совершенно не хотелось

навязывать этому сочинению плоское или банальное истолкование. В «Посвящении» Сильвестрова в самом

деле слышался Густав Малер, музыкой которого проникнут фильм Лукино Висконти. Она кажется

отпеванием всего, что желанно, неосуществимо и может быть достигнуто разве что в мечтах. Это —

памятник стремлению к идеалу, — всякому стремлению. Возвращаясь к Вале, его сочинениям и их особой

ностальгии по существующему и несуществующему, нельзя забывать: эта музыка написана человеком, 225

который был как бы рядом с ужасом Чернобыля, но все же остался верен Киеву. Однажды Сильвестрова на

пресс-конференции в Москве спросили, в каком городе Германии он живет; Валентин ответил: «Не

хороните меня, я еще даже не уехал». Это было намеком на то, что многие из его собратьев-композиторов

уже переселились на Запад: Шнитке и Губайдулина — в Германию, Канчели в Бельгию, Денисов — в

Париж.

Я далек от намерения записать город Киев в Лигу Б. Жизнь все же не футбол. Замкнутость имеет не только

отрицательные, но и положительные стороны. Конечно, просто отгородиться, варясь в собственном соку —

это ли не повод для критики. И все же именно в ограничении есть некая свобода, непосредственность, страстная потребность в высказывании, духовный смысл которого остается непонятым в суете

повседневности. Все мы быстрее постигаем суть вещей, находясь в замкнутом пространстве.

«Постскриптум» и «Посвящение», — названия двух записанных мною произведений, — понятия

противоположные. Посвящение обычно стоит в начале, постскриптум в конце. У Вали первое — большое

симфоническое сочинение, второе — его отзвук, как бы второй эпилог В Сонате «Постскриптум» —

продолжение найденной тишины «Посвящения».

В каком-то смысле оба сочинения — музыка конца нашего столетия, Fin de siècle. Но и его начала. Можно

сказать и по другому: это — музыка века, посвящение тем звукам, которыми век начинался, но и тем, каковыми он завершается. Поиск тех со-226

звучий, тех звуковых мостов, которые связывают начало и конец.

Нет у меня чувства, что «Посвящение» — приветствие наступающего столетия. Я бы так скорее сказал о

сочинении Луиджи Ноно, создававшего некий мир тишины, проникающий в XXI век. Сильвестров же

скорее поклоняется (и безусловно искренне) перед Густавом Малером; это — выражение пиетета перед

духовными далями нашего столетия. Сочинение Сильвестрова воспринимается как очень личное признание

композитора, блуждающего в поисках утраченного времени. Сильвестров, подобно Андрею Тарковскому в

«Сталкере», мучительно ищет следы того, что еще осталось неповрежденным. На зтом пути композитор и

его исполнитель идут рядом, рука об руку, — в эпоху бесчисленных драм, свидетелями которых мы стали.

Страсти по танго

Когда я впервые услышал, как играет Астор Пиаццолла, я был сразу покорен. Это была видеозапись, — я

увидел ее на WDR, у Манфреда Гретера, моего близкого друга; он был первый, кто познакомил меня с

музыкой Пиаццоллы и его игрой. Путешествуя с концертами по Европе, я не упускал ни одной возможности

заехать в Кёльн, чтобы посидеть с Манфредом в темной проекционной и полюбоваться сокровищами его

видеотеки.

Манфред обладал особенным вкусом и особым чутьем, позволявшим оценивать людей. Он был страстным

почитателем таких художников, как Артуро Бенедетти Микеланджели, Линдсей Кемп и — Астор

Пиаццолла. Почувствовав, что эта музыка задела меня за живое, он тут же вызвался организовать нашу

встречу. Чуть позже меня настигло печальное известие о кончине Манфреда Гретера. Сегодня уже нет в

живых и Пиаццоллы... В душе моей

228

осталось (и этому мне хочется воздать должное) воспоминание о музыке Астора и о старой дружбе с

Манфредом.

Среди современников Астор Пиаццолла — композитор, исполнявший собственную музыку — остается

редким исключением. Просмотренная видеозапись, а впоследствии услышанный мной его концерт в Париже

с удивительной певицей Мильвой заставили меня почувствовать полную энергии атмосферу, — почти что

невероятную силу, которой современные композиторы нечасто одарены. Для XIX века обстоятельство, что

автор музыки был также ее исполнителем, — привычно. Сегодня лишь немногим композиторам-исполнителям, с которыми мне приходилось сотрудничать, удается вызывать у слушателей не только

поверхностное удовлетворение, но и по-настоящему глубокие переживания. Одним из них был Леонард