Обещаю вернуться никогда (СИ)

Как-то утром (то есть около полудня), когда Геральт ещё спал, я встала и потащилась в конец огорода. Покинув скворечник и продрав кое-как глаза, я неожиданно узрела за рабицей ахалтекинского жеребца. Вроде бы он был вороной, но шерсть его отливала жемчугом. Очень ладный, очень красивый, примерно ста семидесяти пяти сантиметров в холке, традиционно, по породе, ушастый и с необыкновенными васильковыми глазами. И на морде его не было обычного кровожадного выражения. Напротив, он смотрел на меня со спокойным интересом, и уши его не прилегали плотно к черепу, а были дружественно наставлены на меня. Я понятия не имела, откуда взялось здесь это лопоухое чудо, и подошла к нему поближе, сохраняя, однако, некоторое расстояние и не пытаясь дотронуться до него. Он наклонил голову над сеткой и осторожно меня обнюхал. Я подняла с земли самое спелое яблоко и протянула ему на раскрытой ладони. Он понюхал его, покосился на меня с подозрением, подумал, взял яблоко и аккуратно положил его рядом с собой.

Между ушами его, там, где полагается быть гриве, я заметила тонкую серебряную полоску. Мне стало интересно – неужели передо мной та самая редкая масть, которая так ценилась прежде среди аристократии? Чтобы удостовериться, я посмотрела на его хвост. Да, она самая, «графское серебро» – хвост был так же бел, как серебро, и так же ярко блестел на солнце.

Никакого снаряжения я поблизости не обнаружила, а на самом жеребце был только недоуздок. Недоумевая, кто же это мог приехать на таком чудесном коне, я повернулась, чтобы идти к дому, и нос к носу оказалась с другим ахалтекинцем. Этот был огненно-рыжий, шкура его переливалась золотом, и вид он имел не столь располагающий – наверное, за счёт слишком уж «змеиных» глаз, уши он тоже не прижимал.

Я, бочком минуя рыжего, прошла к калитке и широко её распахнула, надеясь, что конь окажется понятлив. Он и правда понял и безропотно вышел. Я пошла домой, предполагая, что увижу на терраске хозяев лошадей, которых, выходя, почему-то не заметила.

Однако на терраске оказался лишь один субъект. Высокий, долговязый, худой, с бледно-рыжими, словно выцветшими волосами и блёклыми зелёными глазами, он мне не понравился. Ещё меньше он мне понравился тем, что заговорил, едва я успела зайти.

– Долго же вы тут спите! Я битый час здесь сижу, и никакого шевеления за дверью, будто там кладбище слонов. Вообще я здесь больше из-за того, что хотел посмотреть на тебя – уж интересно, знаешь ли, что это за девушка такая, к которой Див несётся на помощь очертя голову, хотя сам до этого лежал без ног и хотел только того, чтобы его оставили в покое. Ты милая, но светом очей тебя, конечно, не назовёшь. Хотя чему удивляться – у Дива странные вкусы.

Голос у него был высокий, резкий – ощущение было такое, словно сорока во всё горло стрекочет над самым ухом. Голос меня поразил в первую очередь, во вторую – то, что им было сказано.

Так как неприятный тип умолк, чтобы глотнуть чая, у меня оказалось немного времени прийти в себя и поразмыслить. Он присутствовал в доме князя, когда я позвонила Ладимиру и тот сорвался ко мне, прихватив Дива заодно. Стало быть, это домочадец Дива. Из тех, кого я не видела, подходили только два кандидата – два атрокса, которым в результате сложных жизненных хитросплетений пришлось поменять родное Запределье на наш мир. Один был названный брат Дива, звали его Лед Серебряный и, по упоминаниям Ладимира, он был крайне холоден, сдержан и немногословен. Впрочем, если, опять же, верить Ладу, атроксы высшей касты, крылатые Драконы, Братья Ветра, все были такими. Второго звали Бересклет, только о нём Ладимир почти ничего не говорил. Как бы то ни было, никакой сдержанности и холодности я в поведении незнакомца не заметила. Зато наглости и развязности хватало через край.

Может, всё-таки не Дракон? У Дива дома постоянно кто-то крутится из воинов Братства.

Гость напился чаю и как ни в чём не бывало продолжал:

– Дива ты знаешь, значит, тебе известна его неприятная манера исчезать Видар знает куда на неопределённый срок, стало быть, здесь он неизвестно когда появится. Предлагаю не тратить впустую время и разделить постель. Не волнуйся, от меня ещё ни одна женщина неудовлетворённой не уходила.

Я обалдела и рискнула предположить:

– Потому что ты их забалтывал до смерти?

Нет уж, это точно не атрокс! Ладимир кое-что рассказывал о них, и из его рассказов я знала, что они все целомудренны до аскетизма, причём как женщины, так и мужчины. Никаких отношений до свадьбы, после свадьбы – никаких измен, у них даже понятия такого не существовало…

– Опоздал ты, – произнесли у меня над ухом.

Я вздрогнула, повернулась и увидела рядом с собой Геральта.

– Её постель уже занята, – сказал он, с мерзкой ухмылкой рассматривая незнакомца. – И славь своего Видара, если тебе удастся уйти отсюда живым и здоровым.

Гость, однако, ничуть не обиделся. Он с огромным интересом рассматривал Геральта, усиленно раскачивая ногой и постукивая пальцами по столу.