Обещание

Семья, конечно, ничего не сделала для того, чтобы исполнить обещание Па, данное их матери. Никто после смерти Ма не заводил о нем разговора, кроме самой Амор, да и она вскоре перестала. Она думает о нем прямо сейчас, и ей очень хочется заговорить на эту тему. Она верит, или, пожалуй, только надеется, что в завещании Па есть пункт, исправляющий положение. Но самое лучшее, если все смогут прийти к согласию на этот счет еще до того, как завещание будет прочитано.

Вечером в столовой, когда все сидят и ужинают вместе, момент явно подходящий, и она готова уже спросить, слова пришли на язык, все слоги по отдельности совершенно невинные (Сможет ли Саломея получить сейчас свой дом?)… и что же, обстановка, на сторонний взгляд, очень хорошая, мирная, комнату наполняет уютный свет, в камине горит огонь, семья собралась для трапезы… Разве способен такой вопрос принести вред? Отправь его в теплую комнату, и ответ, может быть, приятно тебя удивит.

Бух-х! Какой-то слегка приглушенный удар, и у всех разом вырывается возглас страха и облегчения, все головы поворачиваются одновременно. Вопрос Амор, незаданный, падает на пол. Но нет, звук не из-за этого падения. Что-то другое, вполне материальное, очень сильно ударилось о стеклянную дверь, налетев на нее снаружи.

Да что же это? в панике вскрикивает Дин. Летучая мышь? Нет, птица, эти голуби, они очень глупые, замечает Оки. Это был мамин дух, думает, помимо логики, Астрид. С чего вдруг вздумалось летать в темноте? недоумевает Марина. Свет с веранды, должно быть, привлек.

Не голубь, а горлица лежит, умирая, на плитках дворика брюшком вверх среди малюсенькой перьевой метели. Из одной ноздри тянется ниточка крови. Крошечное создание, крошечная смерть. Один коготок напрягся и дернулся. Тельце холодеет.

Ужас, иди похорони бедняжку, посылает Астрид мужа. Хочет, чтобы унесли с глаз долой. Дин послушно выходит и осторожно поднимает птицу за кончик крыла. Озирается по сторонам в поисках подходящего места и находит его в пустой цветочной клумбе под акацией. Выкапывает руками ямку и сталкивает туда существо. Засыпает землей. Потом стоит минуту, думая о смерти отца, которая случилась, когда он еще был мальчиком. Птица его навела. Одно цепляется за другое. Все события как-нибудь да связаны между собой, по крайней мере в памяти.

В своей маленькой могилке, едва прикрытая землей, птица лежит всего несколько часов, а потом ее выкапывает шакал, один из пары, поселившейся около холма. После того, как издох Тодзио, они заметно осмелели и, когда в доме становится тихо, приходят и рыскают вокруг в поисках добычи, живой или мертвой. Горлица – отличный подарок, резкий запах ее крови просачивается сквозь землю, а человеком отдает только конец одного крыла. Два шакала рвут птицу с визгливыми лопочущими воплями, наконец Астрид теряет терпение, распахивает окно и кричит на них, чтобы прекратили.

Строчащим шагом они семенят сквозь темную местность от одной тени к другой, двигаясь по тропе, которую сами протоптали вокруг подножия холма. Для них вся округа точно светом озарена, воздух кишит сообщениями. Следы, отпечатки, ближние и дальние события. У опор электропередачи, настороженные гудением проводов наверху, приостанавливаются, запрокидывают головы и отвечают проводам заунывным колышущимся воем.

Саломея слышит их у себя, нет, прошу извинить, в доме Ломбард, и торопится закрыть дверь. Она чутка к знакам и предзнаменованиям, вой шакалов, по ее понятиям, сулит недоброе. Знать, какой-то беспокойный дух бродит. Неуловимо скользя, перетекая с места на место, они и правда кажутся бесплотными, а в странных переливах их голосов чудится что-то потустороннее.

Они трусцой пересекают дно лощины, направляясь на север, в сторону шоссе. Но останавливаются сильно не доходя, тут кончается их территория. Нужно обновить пограничные знаки телесными выделениями. Что досюда, все наше. Начертано мочой и калом, письмена, идущие из нутра.

Теперь на восток, к другому рубежу, где их подпись поблекла. Но очень скоро их резко останавливает нарушение привычного порядка, случившееся за последние сутки, пока их тут не было.

Земля в этом месте вскрыта и разит костью. Почва, когда она порвана, источает запахи, которых людское обоняние не улавливает, однако чепрачному шакалу, о, ему она о чем только не говорит. Рана большая и свежая, от нее идут и запахи копальщиков, пот, слюна, кровь, металлические острия их когтей, хотя их самих уже нет. Возможно, захотели вырыть нору. Возможно, еще вернутся докопать.

Они возвращаются наутро. Два молодых человека в комбинезонах, в руках у них лопаты. Выдыхают в холодном воздухе ясно видимый пар. Рано, солнце едва встало, и по земле тянутся бледные тени надгробий. Шакалы давно отсюда ушли, другие существа заняли их место.

По листу волнисто ползет гусеница.

Сквозь траву прядкой дыма пробирается сурикат.

Жук семенит лапками, останавливается на мгновение, движется дальше.