Обещание

Она сидит сейчас в своей комнате наверху и думает о сегодняшней встрече, о том, что было и не было сказано, и о своем месте во всем этом. Ситуация, кажется ей, лишена центра, трудно понять, что к чему, и она чувствует себя опутанной малыми вопросами, на каждый из которых надо ответить. Снизу доносится ее имя, оно звучит там среди воплей и свиста, и примерно такой же гвалт стоит у жилищ работников невдалеке, но вся эта торжествующая какофония чужда ей, как иноязычный говор.

Вечером повсюду отмечают событие, звуки празднования долетают сюда из тауншипа, но тем, кто на ферме, кажется неправильным слишком уж веселиться. Мало времени прошло после. Пить ладно, но музыку давайте потише, уважение все-таки надо иметь. Хотя настроение, в первые часы по меньшей мере, определенно радостное. А утром, разумеется, когда у всей страны дикое похмелье, прямо-таки открытый перелом мозга, у Свартов то же самое, их наполняют алчность и печаль, растворенные в алкоголе. Отравленная, нездоровая атмосфера окутывает дом, что-то среднее между меланхолией и скукой, хотя день прозрачный как стекло, с холодящим ветерком.

Кому теперь тут быть? Ответ не столь ясен. Тем, кто ночевал на ферме, сейчас как-то неймется, хочется покинуть ее уже. Там и сям по дому вспыхивают искорки нетерпения. Все обряды совершены, дань отдана, что мы тут до сих пор?

Прощальные слова в прихожей наконец сказаны, и родственники разъезжаются кто куда. Мощный вакуум, который стянул их воедино, теперь вывернулся наизнанку и выталкивает их обратно, Астрид с Дином и близнецами едут к себе в Аркадию, тетя Марина и дядя Оки возвращаются в свой Менло Парк, на ферме остаются только Амор с Антоном. Нулевая зона смерти начала съеживаться за спинами, никто не в состоянии очень долго испытывать сильные чувства, это слишком изматывает, и все, что поддается описанию, этим описанием обезвреживается. Придет время, когда трагическая кончина Мани обернется забавным семейным анекдотом. Представляете, наш помешанный на религии папаша вообразил, будто Бог защитит его в стеклянном ящике от ядовитых змей, но, ха-ха, он ошибся.

Змея, которая ужалила Мани, молодая самка, лежит сейчас у всех на виду в своем террариуме в парке пресмыкающихся. Какой же это ужас, какая раскормленная, полная яда, чешуйчатая мерзость, бугристое вещество под жесткой оболочкой, лежи она так вот лениво на какой-нибудь сельской тропе, ее забили бы до смерти просто за то, что она такой родилась.

Почему она еще жива? спрашивает Астрид.

Это ее была идея приехать сюда. Две сестры и брат посещают место работы отца. Для спайки и отдавая дань памяти. После похорон прошло две недели, и в Астрид поднимается чувство вины. Она всю жизнь мало делала для отца, никогда не ценила его по достоинству! Теперь хочет как-то это загладить во избежание возможной грядущей кары, но не очень-то понимает, как.

По парку их водит Брюс Хелденхейс, он владел Рептилендом вместе с Мани. Брюс скорбно вздыхает, сводит брови. Змея есть змея, говорит он.

Змея, которая убила человека, уточняет Астрид. Разве собаку не застрелили бы, если бы она это сделала?

Йа, но, понимаете ли. Брюс человек степенный, его не собьешь вывертами воображения. Это не собака, это змея. Змеи жалят, все от них этого ждут. И все знают, что их укусы ядовиты. Как может кобра перестать быть коброй?

А крыса крысой, таракан тараканом, микроб микробом. Ты то, что ты есть, пусть даже судьба тебе определила быть крысой. Ничего не поделаешь. Если тебе на роду написано, что тебя будут ненавидеть через стекло, то так тому и быть, и в глазах Антона и его сестер, всматривающихся в нее сейчас, столько же благоговейного страха, сколько отвращения. Что ненавидят, того боятся, это утешает отчасти. Неудивительно, что она шевельнулась под их взглядами, а затем склизко ползет за камень спать.

Вылазка оказалась странно невразумительной. Трое молодых Свартов гуляют по парку пресмыкающихся, глядя на панцирных и холоднокровных в террариумах. Нас что, правда кормит это предприятие? Правда кормит, это место всегда, с первого же дня, имело бешеный успех. Прямо сейчас еще два автобуса, подъехав, выпускают наружу смешанные, черно-белые экскурсионные группы школьников. Как же все это греет и угнетает в одно и то же время!

Хотите кофе? спрашивает Брюс, когда проходят мимо кафе при парке. Ему не по себе в обществе детей Мани, и он не пытается это скрыть, так что, когда они отказываются, его облегчение тоже весьма заметно. Он прощается с ними у выхода. Рад был увидеться, заходите в любое время. Я всегда на посту. Что поделаешь, нет мира нечестивым.