Обещание

Моя мать давным-давно должна была этот дом получить. Тридцать лет назад! А получила одно вранье и обещания. А ты палец о палец не ударила.

Саломея пытается его утихомирить, но он продолжает.

Ты на ваши семейные деньги жила, ты у них брала, хай поднимать не хотела. Теперь они все умерли, ты заявляешься и делаешь нам подарок. Видел я, как ты все тут осматривала. Ну и как, мило? Три сраные комнаты под дырявой крышей. И мы должны благодарить?

Сквозь открытую дверь предгрозовое небо бросает на него дымчатый свет, и, несмотря на жесткие слова, он кажется Амор каким-то размякшим.

Это не бог весть что, говорит она. Я знаю. Да, три комнаты под дырявой крышей. С участком неплодородной земли. Да. Но впервые в жизни у твоей мамы будет собственность. Ее фамилия на официальном свидетельстве. Не моя, не наша. Это не пустяки.

Да, соглашается Саломея, перейдя на сетсвана[57]. Не пустяки.

Пустяки, говорит Лукас. Снова улыбка, холодная, яростная. Нá тебе, боже, что мне не гоже! Отдаешь моей матери ненужное, хлам, объедки, и припозднилась лет на тридцать. Грош такому цена!

Ты не прав, говорит Амор.

Я прав. А ты, я гляжу, кой-чего не понимаешь. Ты не можешь это дарить, это и так не твое. Оно уже наше. И этот дом, и тот, где ты живешь, и земля, на какой он стоит. Наше! Не тебе это раздаривать, когда лишним стало. Все, чем ты пользуешься, белая леди, уже мое. Мне не надо никаких разрешений!

Белая леди? Она смотрит на него ровным взглядом, под которым его передергивает. У меня есть имя, Лукас.

Гром на отдалении, как будто толпа что-то выкрикнула на чужом языке. Он делает движение рукой, словно отбрасывая ее имя в сторону.

Что с тобой такое?

Я спал, а теперь проснулся.

Нет, говорит она. У меня есть имя. Ты его знал и знаешь. Я сказала тебе про ваш дом, когда мы увиделись на холме. Помнишь?

Он пожимает плечами.

Я часто вспоминаю тот день. Утром тогда умерла моя мама. Я увидела тебя и сказала тебе про дом. Мы еще дети были, гуляли везде. Ты знал, как меня зовут.

Она понятия не имеет, почему все это говорит, воспоминание и слова пришли сами собой. Но она видит, что он тоже помнит. Несколько секунд он не находит что ответить, хотя, возможно, почти готов назвать ее по имени.

Что с тобой такое? спрашивает она опять.

Жизнь. Вот что со мной такое.

Да, я вижу. На теле у него заметны шрамы, тут порезали, там полоснули, памятки от былых драк и всяких происшествий. Частичная летопись событий. Боль, борьба, крушение планов. Бесследно такое не проходит.

Его лицо вновь закрылось. Он отворачивается от нее, и момент миновал. Но и с криком покончено, пока по крайней мере.

Амор поворачивается к Саломее. Я не хочу тебе врать. Поэтому знай, что на эту собственность зарятся люди, которые говорят, что жили тут, а потом их отсюда согнали. Может случиться так, что ты получишь землю, а потом ее потеряешь. Все может быть.

Саломея воспринимает эти слова настороженно, что-то меняется в ее глазах. А ее сын фыркает. Ну что я говорил! Гроша ломаного не стоит.

И еще одно, последнее, говорит Амор. Ее голос стал очень тихим, и она опустила глаза. Лукас сказал, что я жила на наши семейные деньги. Это не так. С тех пор, как я уехала из дому, я не брала у них ничего. Так что здесь он не прав.

Но я и не отказалась от этих денег. Могла сказать «нет», но не стала. Поэтому раз в месяц деньги переводились на счет, который они для меня открыли. Я к ним не притрагивалась. Я сказала себе, что может настать такой день, когда я пущу эти деньги на что-нибудь важное, но чтό это будет, я не знала. Теперь, кажется, знаю.

Пф-ф-ф. Опять у Лукаса эта презрительная усмешка, под ней сейчас легкий испуг. Надумала, значит, купить нас задешево…

Последнее время выплаты уменьшились, и скоро они прекратятся совсем. Но вначале они были большими. Там немало.

Пф-ф-ф…

У нее вертится на языке сумма, но она удерживается. Пусть сами увидят, когда получат. Напишите мне, пожалуйста, ваши банковские реквизиты.

Саломея выходит из дома попрощаться с ней. Она выглядит ошарашенной поворотом событий, почти не способна говорить. Ты уж прости Лукаса.

Он очень зол. Но я могу это понять, могу.

После первой отсидки он стал другой, и так с тех пор…

Сейчас порывами дует горячий ветер, и с востока ползут черные тучи. Из глубины небесного горла катится клокочущий гром. Пора уходить, и спешка пригодится, поможет прикрыть то, от чего рвется сердце. Обе знают, что сегодняшняя встреча у них последняя. Но почему это важно? Они близки, но далеки. Соединены, но разъединены. Одно из странных простых слияний, скрепляющих эту страну воедино. Едва скрепляющих, кажется порой.

Они обнимаются напоследок. Хрупкая костяная корзинка, в которой теплится огонь. Смутный пульс под твоей ладонью.

До свидания, Саломея. Спасибо тебе.

До свидания, Амор. И тебе спасибо.

Вот и все, и уходишь, во всех смыслах оставляя это позади.