Обещание Гарпии

– Я же сказала: ничего не трогай! – нахмурилась Настасья, хотя ровным счётом ничего подобного не говорила. Но сахарницу взяла и приложила к ней ухо. – Они где-то рядом. Они здесь, но нас не слышат! А мы их слышим, но не видим! – заявила она спокойно.

– Потому что Теневые миры? – спросила Ева.

Ответа Настасьи она не разобрала. Схватив Еву за запястье, стожар показал на стену под портретом. Ева различила чёткую тень огромного пса. Казалось, пёс вытянул морду и неотрывно на неё смотрит. Еве стало не по себе.

– Он тебя видит. Позови его! – тихо сказал стожар.

– Я боюсь, – сказала Ева, но всё же сделала осторожный шаг к стене. Потом ещё один.

Тень пса пристально наблюдала за ней. Внезапно она сделала быстрое движение вперёд, точно желая подбежать к Еве. Ева вскрикнула и, отскочив, боком толкнула стол. Хлипкий столик качнулся, словно собираясь упасть, но не упал. Ева же, не удержав равновесия, провалилась между качнувшимся столом и тем, другим столом, что был под ним.

Едва коснувшись ладонями пола, она вскочила и… увидела прямо перед собой пса. Пёс был огромен. И он был совсем близко. Лайлап. Лай и лапы. В Еве остались только эти два слова, точнее одно, распавшееся на два. Только эти два понятия. Всё остальное не вмещалось в неё от ужаса. Почему греки называли его так? Ведь наверняка «лай» по-гречески не «лай», а «лапы» не «лапы».

Пёс был рыже-золотистый, с оплавленным левым ухом – единственным признаком, по которому можно определить, что собака из меди, а не из плоти и крови. Клыки у Лайлапа были более чем внушительные. Оленьи кости, должно быть, трещали в них как печенье.

Пёс смотрел на неё, готовый к прыжку. Он не угрожал, не рычал, но чувствовалось, что к атаке готов. В груди у него что-то тихо клокотало. И тут неожиданно Ева услышала свой голос:

– И что ты хочешь сказать всем этим рычанием? Какое у тебя сообщение миру? Пожалуйста, вырази свою мысль без дополнительных эмоций!

Пёс, почти готовый броситься на неё, застыл. Мамин способ сработал. Самые сердитые собаки смущаются, когда начинаешь с ними разговаривать. Почему – непонятно. Может, псу кажется, что его нарекают каким-то новым именем? И вот пёс автоматически сидит и слушает, опасаясь, что его переименуют.

– Вот это правильно! – одобрила Ева, внимательно наблюдая за ним.

Пока что пёс лишь отложил нападение, но не отказался от него. Клыки его были всё ещё оскалены, а морда опасно сморщена. Зная, что замолкать сейчас нельзя, Ева продолжала:

– А то когда-то, представляешь, я шла через стройку… Просто чей-то дачный участок, даже без забора. И вдруг откуда-то выскочил алабай и загнал меня на крышу сарайчика. Я полчаса сидела там и ждала, пока меня спасут. Очень глупый попался пёс! Совершенно не реагировал на слова. Потом вернулся сторож, стал орать, замахнулся на него лопатой – и пёс спокойно повернулся и ушёл. И тут я поняла, в чём дело. Я просто говорила с этим псом не на его языке… Но ты-то не такой! В планы Зевса явно не входило создание глупой собаки!

Лайлап благосклонно слушал. Мало-помалу шерсть на холке опадала. Он виновато шевельнул прямым как полено хвостом, и ткнулся Еве мокрым носом в локоть. И Еве стало вдруг очень страшно. Уф… Хорошо ещё, что она испугалась его только сейчас, до того, как так ясно и строго с ним поговорила.

Рядом с Евой возник Филат. Лайлап зарычал на него, но зарычал предостерегающе – показав и сразу спрятав клыки.

– Дохлый хмырь! – сказал стожар. – Перевожу с собачьего! «Мы не друзья! У меня есть ствол! Помни про это – и можешь здесь стоять и дышать моим воздухом!»

– Как ты сюда попал? – спросила Ева.

– Да так же, как и ты! Просто повторил все твои действия. Проскальзывать между реальностями – хороший ход! Начала сдвигать стол – и не сдвинула! Это как втискиваться между кадрами в кино. Пространство и время идут блоками, как страницы книги. Представь, что кто-то встал бы на боковой части страницы и балансировал бы на ней. Он был бы в книге, но одновременно и вне её.

– Типичное место автора! – заявила Дедята. – Только автор там не удержится. Будет время от времени заглядывать в книгу из межстраничья и как бы намекать: «Эй, товарищи! Я, конечно, в ваши действия не вмешиваюсь, но я-то тут!» А все герои такие: «А вот и нет тебя! Мы сами всё решаем!»

Лайлап подошёл и по-телячьи ткнулся мордой ей в плечо. Ева заметила на нём ошейник. Снаружи он пылал синим, внутри же угадывалась чернота.

– Ошейник покорности! Я же говорил, что слушаться Пламмеля его заставляет ошейник! Жуткая вещь! А ведь Лайлап ещё сопротивляется! На меня рычит, на тебя! Вот силища у пса! – воскликнул Филат.

Ева хотела сорвать ошейник, но стоило ей его коснуться, как её охватило желание подчиняться всякому, кто будет ею повелевать. Если бы Филат приказал ей сейчас бегать и кричать «хрю-хрю», Ева так и сделала бы – только чтобы он её похвалил. И он прекрасно это понял, но пользоваться случаем не стал.