Обещание Гарпии

Как было бы замечательно, будь у вас машины, работающие на воде и свете и превращающие грязь во вкусную еду и всякие весёлые химические соединения. Ещё прекраснее бы всё обстояло, если бы эти машины сами себя воспроизводили, улучшали и – самое важное – ни одна из них не захотела убить вас!

Хорошие новости: такие машины существуют. Они называются «растения».

Райан Норт. «Как изобрести всё. Создай цивилизацию с нуля»

В Магскву они вернулись на рассвете на маленькой магшинке Люборы. Могучая девушка зевала и жаловалась на неважные отношения с мамой. Её мама жила в городе Солнечногорске и занималась разведением магических ёжиков. Мозга у ёжика четыре грамма, рыжья и того меньше, а гладить его и вовсе нельзя, потому что он колючий и неласковый. Зато ёжики очень резво бегают, топают и пыхтят. Единственная практическая польза от ёжиков, что они поедают магических подселенцев, в том числе самоорганизующиеся обрывки призраков и разных простейших слизняков.

– Раз в неделю я приезжаю к мамочке, и мы начинаем друг на друга вопить! Я обвиняю её в том, что она несчастна, и прошу её жить для себя! А мамочка говорит, что будет жить для меня! Я говорю: «Ты не живи для меня! Ты живи для себя! А то ты только ссоришь меня с Тибальдиком!» Потом мы заказываем себе пиццу, размножаем её заклинанием «ксероксус» и начинаем есть. А рядом толкутся эти идиоты – ёжи с четырьмя граммами мозга – и пыхтят, пыхтят…

– Ксероксус – разве это вкусно? Размножать надо на дубль-публь! – поучительно сказала Настасья.

– Дубль-публь – это для однородных продуктов. Горшочек с кашей, как у братьев Гримм, и всякое такое. А пицца на дубль-публе не пойми во что превратится. Размножится что-нибудь одно, и хорошо ещё, если колбаса, а если одно тесто? – сказала Любора. – Странно, что ты этого не знаешь. У тебя что, Бермята готовит?

– Еда – это временная ценность! Я спасаю человечество, чем и тебе советую заняться на досуге! – сказала Настасья и уставилась в окно на мелькающие магсковские крыши. На крышах, выгнув спины, разбирались между собой коты. Изредка Любора постреливала в них из счетверённых пулемётов, спуск которых был вделан у «Матиза» в гудок, но почти всегда мазала.

Минут десять они молчали. Ева дремала на плече у стожара. Бермята мечтал, как он когда-нибудь женится на Настасье, у них родятся две девочки-близняшки и он назовёт их Россия и Америка. Это будет невероятно смешно. Можно будет кричать: «Америка опять ест из кошачьей миски! Я же тебя просил за ней наблюдать!» или «Россия! Возьми Америку за руку! Так ей будет сложнее с тобой драться!»

– Между прочим, Бермята, – вполголоса сказала Настасья, – твои мысли отражаются в зеркальце заднего вида. Не знаю уж почему. Видно, магический глюк. Они такие бредовые, что я к ним даже не присматриваюсь!.. (Громко.) Любора, как-то можно проверить, куда летают глаза Осьмиглаза?

– Зачем? – поинтересовалась могучая девушка. – Ты опять ему не доверяешь?

Настасья не ответила, и больше к этому разговору они не возвращались, тем более что фары «Матиза» уже выхватили из темноты дом на Садовой-Кудринской. Захватив с собой сглаздамат, чтобы его не утащила нежить, Любора вышла проводить их.

– Кто в доме главный, всегда можно понять по тому, к кому первому подходит кошка, – сказала она, когда в дверь просунулась усатая морда Гризельды.

– Это, к твоему сведению, химера! А подходит она к нему просто потому, что временами Бермята притворяется, будто её кормит! Всем спокойных и мирных ночей! – сказала Настасья и отправилась в свою комнату, мало изменившуюся с времён Евгении Яковлевны.

Настроение у Настасьи было неважное. В таком настроении лучше сразу лечь спать, а то можно наломать дров. Утро вечера мудренее – это не просто пословица. Это жизненная программа.

– Автоспатокинезну-ка я хорошенько! – решила Настасья и автоспатокинезнула на 7 часов 59 минут. При таком раскладе она могла сказать своей совести, а заодно и Бермяте, что она не высыпается, потому что спит меньше нормы.

* * *

Когда Настасья проснулась, Филат и Ева были уже в гостиной. Ева стояла на самокате, а Филат буксировал её за зонтик, который она держала в руке. На телевизионной панели, которая в доме Чехова явно не предполагалась, но в его пространственный карман просочилась, шёл фильм. Проносились кентавры, драконы изрыгали пламя. Маг с подклеенной бородой размахивал палочкой. Настасья хмыкнула, созерцая, как он извлекает из палочки молнию. Судя по толщине и грозному треску, молния была тысячи на четыре магров рыжьём. А палочка из этого вида дерева испепелилась бы ещё при ста маграх, причём вместе с рукой волшебника.