Обет без молчания

Когда он вышел, оказалось, что в доме они не одни. По нему сновали полицейские в количестве трех человек. Двое были в форме, третий в гражданке. Местный участковый, наверное. «Не слишком ли много нагнали народа из-за обычного проникновения? — подумал Боря. — Неужто тут все так спокойно, что полиции нечем заняться?»

— Вы уверены в том, что ничего не пропало? — спросил у Бетти «участковый».

— Тут, собственно, и брать нечего. Техника, как видите, допотопная. Антиквариата нет, обычное старье. У меня нет дорогих украшений, сумочек, туфель.

— Так и запишем. — Он склонился над планшетом.

— Единственное — не могу ножа найти одного.

— Что за нож? — заинтересовался полицейский. — Старинный? Серебряный?

— Нет, обычный, стальной. Выкован в начале прошлого века прадедом Клауса Хайнца, поэтому он был так дорог ему. У ножа была персональная подставка, вот она. — Бетти указала на деревянный брус с прорезью для лезвия.

— Ради ножа в дом бы не полезли. Тем более не стали бы переворачивать его вверх дном, ведь ваша семейная реликвия стояла на видном месте.

— Вы выяснили, как злоумышленники проникли в дом?

— Замок не взломан, значит, через окно. Я обратил внимание, что одно приоткрыто. Это вы сделали или?..

— Вы о том, что на втором этаже, в спальне?

— Нет, о кухонном. — Он подвел к нему Бетти.

— Я редко его открываю, только когда готовлю. Вытяжка сломалась, и я проветриваю по старинке.

— Утром вы готовила?

— Да, жарила яичницу.

— Окно открывали?

— Нет, — неуверенно ответила Бетти. — По крайней мере, я этого не помню. Но я была немного взволнована, витала в облаках, поэтому яйца пережарила и… Да, могла открыть.

— Что вас взволновало?

Боре показалось, что она бросила взгляд на него — короткий, но очень показательный. Бетти ждала его и из-за этого нервничала! Значит, он тоже ей не безразличен.

— Это личное, — сухо ответила Бетти, и Боря тут же внутренне сник.

Нет, он не пуп земли. Не из-за него волнуется Элизабет Олдридж, а из-за бывшего. А о том, что он объявился, девушка сказала Боре полчаса назад.

— Мы сняли отпечатки с поверхностей, прогоним их по базе. Если найдутся совпадения, сообщим вам. А теперь подпишите, — протянул полицейский ей планшет.

В Германии, как и в Эмиратах, протоколы велись не на бумаге. Хотя до России, возможно, тоже дошел прогресс, но Боря так давно уехал оттуда, что не имел понятия, как там и что.

***

Бетти прибиралась, а Борис следил за ней. Естественно, он помогал, хоть его и не просили: поднимал с пола вещи, передавал ей, но делал это автоматически, а все внимание уделял девушке. Какая она хорошенькая! И не только когда улыбается. Хмурая, сосредоточенная, немного сердитая, она не менее очаровательная. Потому что настоящая! На большеротой мордахе Бетти отражаются все эмоции, и это импонирует. К примеру, Фати сдерживала их, сохраняла лицо по многим причинам: желала быть всегда красивой, это раз, загадочной, два, и как можно дольше молодой, три — гримасы приводят к ранним морщинам.

У Бетти они уже имелись: бежали от уголков глаз и залегали между бровями, неглубокие, но заметные. На таком живом лице морщинки быстро появляются. И это прекрасно! Лица-маски Борису никогда не нравились, даже красивые. Сейчас он вспомнил, что заинтересовался Фати, когда она была не в лучшей форме: попала в аварию, и он остановился, чтобы помочь. Она была заплаканной и злой, макияж поплыл, волосы растрепались. Боре захотелось утереть ей лицо, пригладить локоны, обнять…

Фати же стыдилась себя и очень старалась больше Боре не показываться растрепой — она даже запомнила это русское слово. Но восточные женщины такие — они всегда при параде, даже если носят паранджу. Под ней — шикарная одежда, украшения, на лице макияж. А европейкам плевать на это, и Бетти в том числе. Ходит сейчас перед Борей в растянутой майке, штанах, с всклокоченными волнистыми волосами и запачканной щекой.

— Хватит на меня пялиться, — бросила она сердито, расставив на полке книги.

— У тебя вот тут грязно. — Он показал где.

Бетти вытерла щеку согнутой рукой и даже не взглянула на свое отражение. Прелесть, а не девушка! Непосредственная, как ребенок, но зрелая, умная, глубокая…

И Я ЕЕ ЛЮБЛЮ!

Этот внутренний вопль напугал Борю. Как можно признаваться себе в столь сильном чувстве, не зная того, к кому ты его испытываешь? По сути, он с Бетти всего два дня знаком, ладно, три, если учесть и этот. На осознание того, что Фати что-то значит для него, Борису потребовалось пару месяцев. И то он не вопил мысленно: «Я ее люблю!», а осторожно признавался себе в том, что эта женщина его сильно зацепила.

— Твоя сестра звонила, — сообщила Бетти, вооружившись тряпкой. Вещи были на своих местах, осталось только протереть поверхности. — Сказала, приедет завтра.

— Ты не против?

— Конечно, нет. Я очень рада тому, что внуки Либе стремятся со мной подружиться. Ведь именно этого хотел Клаус.

— А ты?

— И я, — улыбнулась она и снова утерла лицо рукой, хотя на нем уже не осталось грязи. — А как поживает твоя невеста?

— Кто? — переспросил Боря.

— Турецкая красавица по имени Фати.

— Откуда ты о ней знаешь?