Эти три дня мы с Робертом провели вместе. Мы наслаждались прогулками по Лондону. Нам нравилось одно и то же, и мы почти читали мысли друг Друга.
Проходя по Вестминстерскому мосту, мы вспомнили, как я забыла перчатки на скамейке в Грин-Парке и нам пришлось вернуться за ними. Роберт, как и я, мог воскресить в памяти нашу радость и возбуждение при виде этих перчаток на скамейке на том же самом месте, где я их оставила. Мы оба преисполнялись благоговением, проходя мимо величественных палат парламента. На фоне текущей Темзы эти огромные башни в готическом стиле казались очень древними, хотя им еще нет и сотни лет. Они олицетворяли в наших глазах то, чем мы дорожили: дом, нашу страну, частью которой мы всегда с гордостью и благодарностью ощущали себя.
Теперь это чувство становилось еще сильнее. Мы сражались, спасая себя от иноземного господства, мы сражались, чтобы в такие маленькие страны, как Бельгия, не мог безнаказанно вторгаться враг.
Роберт отправлялся на поле боя, я одновременно и тревожилась за него, и гордилась им.
Мы часто ходили в Грин-Парк и смотрели на уток. Мы отыскали скамейку, на которой я когда-то забыла перчатки. Это рассмешило нас, и мы начали вспоминать разные случаи из прошлого.
- Похоже на то, Люсинда, - сказал Роберт, - что наши жизни всегда оказывались переплетены.
- Это потому, что наши матери - подруги.
- Вы с Аннабелиндой как сестры.
- Да. Так было всегда. Хотя я так мало вижу подругу в этот приезд.
- Я думаю, они с матерью сговорились оставить нас вдвоем.
- Ты так думаешь?
- О, это очевидно. Я не жалуюсь.
- Я тоже, думаю, они ходят по магазинам. Они всегда это делают, когда приезжают в Лондон.
- Они были бы рады приобрести здесь особняк, но, поскольку твои родители оказывают нам гостеприимство, не видят в этом особой необходимости. И мой отец против.
- Но, я думаю, они бы его уговорили.
- Я тоже так думаю. У меня был замечательный отпуск.
- Надеюсь, тебе будет не слишком тяжело возвращаться к этому ужасному инструктору по верховой езде.
- Мне тяжело расставаться с тобой.
- О, Роберт, я не хочу, чтобы ты уезжал.
Он взял мою руку и сжал ее:
- Пиши мне, Люсинда.
- Конечно.
- И рассказывай мне обо всем, что происходит.
- Я буду.., и ты тоже.
- Я думаю, мои письма будут проходить цензуру.
- Мне не нужны военные сведения, меня интересуешь только ты.
Роберт рассмеялся.
- У меня будет еще один отпуск, а потом мне должны присвоить офицерское звание.
- И это может означать немедленную отправку на фронт.
- Думаю, что да.
- Возможно, к тому времени война уже окончится.
- Кто знает? Люсинда, а ты кажешься взрослее. Я имею в виду, старше своих лет.
- Правда?
- Пятнадцать. Тебе скоро исполнится шестнадцать. Это уже почти зрелость.
- Ты заставляешь меня чувствовать себя какой-то сморщенной старухой.
- О нет. Я просто хочу, чтобы мы были ровесниками, вот и все.
- В этом случае, ты не был бы для меня тем милым взрослым братом, каким я знаю тебя всю мою жизнь.
- Об этом и речь.
- О чем?
- Подрастай быстрее, Люсинда, будь хорошей девочкой.
- Обещаю сделать все, что в моих силах.
Роберт повернулся и поцеловал меня в щеку.
- Чудесно, - сказал он. - Мы понимаем друг друга.
- Да. Думаю, да. Мне будет очень грустно, когда ты завтра вернешься в полк.
- Тогда давай составим план на мой следующий отпуск.
- Какая прекрасная мысль! А я тем временем подумаю, как побыстрее подрасти.
- Просто сделай это, - сказал Роберт.
Мы вернулись домой чуть молчаливее обычного.
Мы все пошли на станцию проводить Роберта.
Тетя Белинда с Аннабелиндой остались в Лондоне еще на несколько дней.
Меня удивляло, что Аннабелинда не проявляла ни малейшего интереса к Эдварду, а если о малыше упоминали, ее лицо словно превращалось в маску.
Она вела себя так, словно ее раздражало, что я привезла ребенка в Англию. Аннабелинда предпочла бы, чтобы дитя осталось в Бельгии, благополучно устраненный с ее пути.
Думаю, это было достаточно логично. Этот эпизод из своей жизни ей хотелось забыть, а мой поступок вытащил его плод на свет Божий, чтобы он напоминал ей о себе при каждом визите к нам.
Но мне казалось бесчеловечным, что собственный сын не вызывает у женщины ни интереса, ни даже любопытства.
Аннабелинда пребывала в прекрасном настроении и, видимо, простила мне, что я не сообщила ей о перенесении обеда в честь Маркуса Мерривэла на другое число.
Она иногда приходила в мою комнату немного поболтать наедине. Мы говорили и школе и о том, что могло случиться с мадам Рошер.
- Не сомневаюсь, что она будет давать указания армии оккупантов.
- Бедная мадам Рошер, мне трудно представить нечто подобное.
- Ты ведь не можешь вообразить, что она кому-нибудь подчиняется, да?
- В таких обстоятельствах могу.
- А я не перестаю думать, как все удачно получилось. Благодаря несравненному майору Мерривэлу. Ты ничего не слышала о нем?
- Нет.
- Ты уверена?
- Конечно.
- Ты уже один раз проявила скрытность, когда дело касалось его. Мне просто интересно.
- Я ничего не скрываю. Думаю, он где-то во Франции.., или в Бельгии.
- Я считаю, что, поскольку он в одном полку с твоим дядей, ты можешь что-то знать.