«Обезглавить». Адольф Гитлер

— Меня, извольте видать, не хотела волновать? А, может быть, в этом благословенном Богом деле я был бы добрым советником. И наверняка был бы! А она молчала! Девчонка!…

Шафров умолк, закрыл от усталости глаза и только после длительной паузы заговорил спокойно, одобряюще.

— Марина поступила правильно. Когда мне в военной комендатуре об этом сказали генерал и гестаповец, я был потрясен и счастлив.

— Молю Бога за Марину, — прошептала Людмила Павловна, привычно поднимая глаза к небу. — Боже, спаси рабу твою. Спаси и помилуй.

Шафров выждал, когда она закончила свою несложную молитву, сказал потускневшим голосом.

— Фашисты ее расстреляют. Они не могут поступить иначе, — И ужаснулся своим словам, прозвучавшим с убийственным спокойствием.

— Боже ты мой! Доченька родная! — залилась в ответ горячими слезами Людмила Павловна и уткнулась лицом в грудь Шафрова.

Он положил руку на ее голову и усилием воли старался не позволить мучительной тоске всей тяжестью обрушиться на больное сердце, стремился справиться с удушливым комом, застрявшим в пересохшем горле. А на груди у него в непостижимом отчаянии металась жаркая голова жены, да до слуха приглушенно доносились слова ее неуемной боли: «Кровиночка ты моя. Доченька! Как же я тебя не доглядела, как не уберегла? На кого же ты нас оставила?» Она еще что-то причитала, но Шафров не останавливал и не утешал ее, давая возможность выплакаться, облегчить душу и сердце. Но вот она затихла, подняла голову с груди Шафрова, вытерла слезы и сидела на краю кровати потерянная, жалкая. Молчал и Шафров. Из оцепенения их вывел резкий звонок в прихожей.

— Я сейчас, — сказала Людмила Павловна, пошла открыть дверь и через минуту вернулась, — К тебе Старцев и Новосельцев…

— Что этим господам надо? — насторожился Шафров.

— Просят принять. Говорят, по весьма важному делу, — ответила Людмила Павловна, заражаясь его тревогой, — Может быть, сказать, что ты болен?

Шафров неодобрительно посмотрел на нее, сказал решительно:

— Проси.

— Но, может быть, в самом деле… — попробовала настоять на своем она, понимая, что визит Старцева и Новосельцева ничего хорошего не предвещал.

— Благодарю за заботу, — отрезал Шафров, — Но я сам хочу говорить с ними.

— Врач предписал тебе постельный режим, не забывай этого.

— Эти господа расценят мою болезнь, как трусость. А я от противника никогда не прятался. Зови, — потребовал Шафров.

Людмила Павловна вышла в прихожую и вернулась оттуда со Старцевым и Новосельцевым.

— Здравствуйте, Александр Александрович, — сдержанным наклоном головы приветствовал Шафрова Старцев.

От его взгляда не ускользнула тревожная настороженность, застывшая на сосредоточенном лице Шафрова, он подумал, что разговор предстоит нелегкий, и выполнить задание Нагеля будет не так-то просто. Людмила Павловна стояла у кровати Шафрова, нервно теребя в руках платочек. Была она притихшая, подавленная, словно смирившаяся с выпавшим на ее долю горем и смотрела на Старцева с надеждой, невысказанной мольбой помочь.

— Приветствую боевого офицера русского военно-морского флота, — пробасил Новосельцев.

— Здравствуйте, — ответил холодно Шафров, повыше устраиваясь на подушках, которые заботливо поправляла Людмила Павловна. — Прошу садиться, господа. Люда, дай кресло Федору Аркадьевичу.

— Просим великодушно простить, что мы соизволили нарушить ваш покой, — начал Старцев, усаживаясь в кресло, — но бывают обстоятельства, которые вынуждают пренебрегать…

— Ну, полно вам, — прервал его Шафров, — это я должен просить прощение, что принимаю вас, лежа в постели.

Дипломатическое начало, к которому прибег Старцев, еще больше насторожило его. Сомнений не было — их появление связано с судьбой Марины, но что именно привело их сюда, чего они хотят?

— Ничего не поделаешь, — понимающе развел руками Новосельцев, — Мы не в обиде. Так что…

— В таком случае, господа, чем могу служить? — деловито прервал Шафров ненужные извинения, обратив при этом вопросительный взгляд на важное, по-деловому сосредоточенное лицо Старцева. И тот ответил спокойно, будто начинал диалог, в котором глубоко заинтересованы обе стороны.

— Надеюсь, Александр Александрович, вы хорошо понимаете, что нас привели к вам весьма важные, я бы сказал, особые обстоятельства.

— Последнее время, господа, вас действительно приводят ко мне только особые и важные обстоятельства, — иронически заметил Шафров. Морщинки на его лице при этом собрались в саркастической, сдержанной улыбке.

— Вы как всегда суровы и прямолинейны, — недовольно ответил Новосельцев.

— Мы будем кратки и откровенны, — метнул Старцев недовольный взгляд на Новосельцева, и тот в одно мгновенье виновато умолк, заерзав в кресле, заскрипевшем под его грузной фигурой.

Осадив Новосельцева, Старцев обратился к Шафрову официальным тоном. Каждое его слово звучало неподдельным возмущением.

— Господин Шафров, русская эмиграция в Бельгии возмущена преступлением вашей дочери и считает себя обязанной категорически и немедленно отмежеваться от ее безответственного поступка.