Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом?

Образы, которые являются частью жизненного мира, – это единственный способ рассказать о том, что выходит за его пределы. Например, как сообщить муравью о существовании всего того огромного космоса, в котором он живет, совершенно его не замечая? Сделать это можно было бы только на языке феромонов и прикосновений – например, если бы к муравью мог обратиться какой-нибудь грозный владыка, то ему волей-неволей пришлось бы говорить о себе как об огромной муравьиной царице. Аналогично и Библия рассказывает нам о Боге как о старце с седой бородой («ветхий денми» из видения пророка Даниила), о рае как о фруктовом саде и об ангелах как о светлых существах с крыльями. Было бы странно ожидать чего-то другого от текста, адресованного людям и написанного людьми, пусть даже их рукой водил Бог.

Позвольте, спросите вы, но где доказательства, что откровение правдиво, что относящаяся к непознаваемой реальности личность, от которой оно будто бы исходит, не обманула нас? Вера в откровение по своему характеру гораздо ближе к набору рамочных верований, присущих каждому человеку, распространять на которые требование доказательности нет никаких оснований. Например, мы верим в то, что воспринимаемый нами мир в действительности примерно таков, каким он нам представляется. Но как это доказать? Может быть, вещи в себе не имеют ничего общего с явлениями, данными нам в чувственном опыте? Учитывая эволюционное происхождение наших познавательных способностей, такие сомнения небеспочвенны. Естественный отбор поощряет адаптивное поведение, но где гарантия, что оно всегда сопровождается истинными представлениями о мире?

С точки зрения выживания важно, какие сигналы по каким нейронам проходят и какие реакции организм демонстрирует на выходе. Те образы, какие возникают в сознании при прохождении этих сигналов, могут вообще не иметь отношения к окружающей реальности. Клещ может ползти по человеческой коже, но при этом представлять, что он отправляется на коктейл-пати в Принстонском университете. То, что творится в голове (точнее, в головогруди) у клеща, абсолютно безразлично для естественного отбора, важно лишь, насколько быстро он переставляет конечности в реальном мире. Не находимся ли мы в ситуации этого клеща? Вспомним фильм «Матрица» – кто знает, каков на самом деле реальный мир и что мы делаем в нем, в то время как нам кажется, что мы просто сидим и читаем эту книгу?

Где доказательства, что мои понятия о самом себе и о внешних вещах исходят от самих вещей, а не от суперкомпьютера продвинутой цивилизации, создавшей симуляцию моего «я» (как полагал американский философ Ник Бостром)? Несмотря на все эти сомнения, мы продолжаем действовать в мире так, как будто он реален. Так что мешает нам продолжать верить в Библию, несмотря на возможные сомнения в ее правдивости? «Не должно слушаться тех, которые стали бы говорить: „Где доказательства того, что эти книги были преподаны роду человеческому по внушению единого и истинного Бога?“»[213], – заметил Августин. Нельзя же доказать, что нашим представлениям о мире соответствует адекватная им действительность. Во всяком случае, это столь же недоказуемо, как и то, что за религиозным откровением действительно стоит Бог. Но если мы верим в первое, почему бы нам не принять на веру и второе?

Более того, Вселенная, на адекватность представлений о которой мы претендуем, согласно нашему собственному понятию о ней, наполнена холодным безразличием к человеку. Вселенной – если она и в самом деле такова, какой нам кажется – нет никакого дела до того, в каких образах мы ее представляем. Ей абсолютно наплевать как на наше существование, так и на результат эволюции наших познавательных способностей. Напротив, понятие о Боге предполагает, что Ему отнюдь не все равно, что мы о Нем думаем, и что Он не допустит, чтобы все мы ошибались относительно Него. Поэтому Библия заслуживает даже больше доверия, чем набор восприятий, относящихся к внешнему миру.

Представьте, что вы получили два письма. Отправителем первого из них указан пес Барбос, второе подписано мэром Москвы. Вы не можете проверить ни происхождение, ни правдивость ни того, ни другого письма. Но, согласитесь, достоверность письма за подписью мэра вызывает все же меньше сомнений. Ведь вероятность того, что заслуживающее доверия письмо написала собака, гораздо ниже. Аналогично вера в откровение, исходящее, как утверждается, от разумного и всеблагого Бога, выглядит даже более обоснованной, чем вера в представления, которые, как мы полагаем, слепая и неразумная Вселенная внушила нам о себе самой.