Обезьяна приходит за своим черепом

Ганка молчал.

- Видите? Опять так. Я не хочу притворяться и поэтому играю с вами в открытую. Так вот, давайте договоримся наперед: из этого...

- Боже мой, боже мой! - сказал Ганка в ужасе. - Этого не было... Но ведь можно и так подумать! Как же я не сообразил всего этого!

- Ну вот, - кивнул головой Войцик, - а раз сейчас вы все соображаете, давайте договорим-ся наперед: ничего у вас не получится. Конечно, от такого поручения вы отказаться не можете... Скажите, они сильно вас били?

Ганка с величайшим напряжением смотрел на него и молчал. Что-то смутно припоминалось ему, но все время ускользало, и он никак не мог уловить то основное и единственно важное, что следовало поймать и вырвать из этой путаницы.

- Я писал, я, верно, что-то много писал! - повторил он уже почти бессмысленно.

- Ну, понятно! - Войцик грубо расхохотался. - Иначе разве вы были бы тут? - Он отвернулся и лег на кровать, спиной к Ганке.

Потом Ганка снова спал, вернее - не спал, а впадал в тяжелое полузабытье, во время которого он помнил, однако, что он находится в тюрьме, в новой камере, что рядом с ним лежит Карл Войцик, считающий его предателем, и это, пожалуй, верно, потому что не зря, вовсе не зря его посадили в эту камеру.

Сколько времени это продолжалось, он опять-таки не помнил, но его разбудила чья-то грубая рука, которая трясла его за ворот. Он приподнялся, сильным движением плеча сбросил эту руку и сел на кровати. Перед ним стоял солдат и держал в руке какую-то бумажку.

- На допрос! - сказал он, а так как Ганка продолжал сидеть неподвижно, нетерпеливо добавил: - Давай, давай пошевеливайся! Ты не один у меня!

...Когда Ганка возвратился, на столе стояла довольно большая оловянная миска, по дну которой было разлито немного мутной жидкости. Рядом лежал кусок серого хлеба.

- Ваша порция, - сказал Войцик, не глядя на него.

Он сидел на кровати, а перед ним на табуретке стояли какие-то фигурки, слепленные из хлебной мякоти. - Ганка не сразу даже понял, что это шахматы.

- Что, хоть покормили они вас там? - небрежно спросил Войцик, передвигая какую-то фигурку.

Ганка стоял, молча смотря на него, но Войцик сейчас же и забыл о своем вопросе. Он сосредоточенно смотрел на шахматную доску, начерченную на табуретке, и думал.

- Да! - сказал он наконец громко сам себе и усмехнулся. - И так не выходит, и так не выходит...

- Войцик! - робко позвал его Ганка.

- Да? - он все смотрел на шахматы. - Да, говорите, я вас слушаю.

- Вы знаете, что они мне сказали?

Войцик двинул было какую-то фигурку, но сейчас же покачал головой и поставил ее обратно.

- Да, что же они вам сказали? - спросил он равнодушно.

Ганка глубоко вздохнул и ничего не ответил.

- Что за черт! - выругался Войцик, не сводя глаз с шахматной фигуры. А если... Нет, так тоже нельзя... Ну, ну, что же они вам сказали?.. Это Гарднер, что ли, сказал? - поднял он глаза на Ганку.

- Да, Гарднер. Он мне сказал: "Раз вы подписали декларацию от имени работников института против псевдоучения профессора Мезонье, значит вы наш". А если бы вы знали, какая это гнусность!

Войцик молчал.

- Мне осталось только одно! - сказал Ганка и облизал пересохшие губы.

- Именно? - поинтересовался Войцик.

Ганка нерешительно посмотрел на него.

- Но вы... - заикнулся он.

Войцик молчал.

- Я выйду и убью Гарднера! - вдруг выпалил Ганка.

Войцик поднял голову - до сих пор он все переставлял шахматы - и посмотрел ему в лицо, быстро, внимательно и злобно, и снова стал смотреть на табуретку.

- Ну конечно, вы мне не верите! - жалобно сказал Ганка, и слезы у него потекли по лицу.

- Не покупайте, не покупайте меня, Ганка, так дешево! - вдруг раздраженно заговорил Войцик и повернул к нему свое ненавидящее лицо. - Вы в этих делах еще новичок. И они вас очень... понимаете, просто очень нехорошо проинструктировали. Вы спешите и путаетесь. Это же грубая и топорная работа, как вы этого сами не понимаете! Скажите им, что они от меня ничего не получат! Сегодня или завтра они меня выведут и расстреляют, только этим дело и кончится, - и он злобно смешал шахматы.

- Гарднер сказал, что я должен предложить вам передать на волю записку. Сказать, что меня скоро выпустят, и если вы желаете что-нибудь передать...

- Господи! - вдруг взмолился Войцик. - И это Гарднер! Но вы-то, вы-то, Ганка... Ведь вы же умный человек, вы же должны понимать...

- Гарднер мне сказал, - продолжал Ганка: - "Конечно, он вам сначала не поверит, но внушите ему, что вас скоро выпустят, - серьезных обвинений против вас нет, и декларацию вы уже подписали, а дело вел ваш университетский товарищ Людовик Дофинэ".

- Как? - очень удивился и даже испугался Войцик. - Вы и про декларацию должны были сказать мне?

- Да, да, и про нее, и даже именно про нее. Он несколько раз повторил мне и про декларацию и про то, что Людовик Дофинэ, мой университетский товарищ, был моим следователем: "Так вот Войцику и скажите".

Войцик покачал головой.