Объясняя постмодернизм

Разновидностью этой стратегии стало новое определение бедности, которое левые стали предлагать в начале 1960-х годов: бедность, вызванная капитализмом, является не абсолютной, а относительной. Популяризованная в Соединенных Штатах Майклом Харрингтоном и его единомышленниками[277], новая аргументация отбросила претензию к капитализму как к системе, порождающей голодающий и потому революционный пролетариат, – капитализм не создавал абсолютную бедность. Скорее пролетариат может стать революционным оттого, что, в то время как их базовые физические потребности были удовлетворены, они видели, что другие члены общества имели намного больше по сравнению с ними. Считая себя исключенными и лишенными реальных возможностей достичь хорошей жизни, которой наслаждаются богатые, пролетариат будет чувствовать себя психологически ущемленным и поэтому готовым на отчаянные шаги.

Другая разновидность этой стратегии появилась как раскол прежде монолитного марксистского социалистического движения в ответ на кризис социализма. Оставив традиционный довод классового анализа экономического неравенства о том, что усилия должны быть направлены на достижение всеобщего классового самосознания, левые мыслители и активисты сконцентрировались на отдельных слоях человеческого общества, направив свои усилия на специфические проблемы женщин, расовых и этнических меньшинств. Марксистские темы конфликта и угнетения были привнесены в новый анализ отдельных групп, но главной темой снова было равенство. Так же как и в случае пролетариата в экономике, трудно было отрицать, что положение женщин, расовых и этнических меньшинств значительно улучшилось в либеральных капиталистических странах. Поэтому снова критика капитализма не могла быть направлена на то, что он загнал эти группы в абсолютную нищету, рабство или иную форму притеснения. Вместо этого критика сосредоточилась на отсутствии равенства между группами – например, речь не шла о том, что женщин сделали бедными, но скорее говорилось о том, что как группа они не могли достичь экономического равенства с мужчинами[278].

Общим для всех этих разновидностей был акцент на принципе равенства и снижении значимости принципа удовлетворения потребностей. В сущности, сменив нравственный критерий с потребностей на равенство, все эти новые версии левого социализма стали меньше цитировать Маркса и больше цитировать Руссо.

От представления о богатстве как о благе к представлению о богатстве как об источнике зла

Второе важное изменение в стратегии левых подразумевало еще более смелое изменение этической нормы. Традиционно марксистский социализм предполагал, что критерием нравственности социальной системы является ее способность адекватно удовлетворять человеческие нужды. Соответственно, достижение богатства было благом, так как богатство обеспечивало хорошее питание, жилье, здравоохранение и время для отдыха. То есть капитализм считался злом, потому что марксисты считали, что он лишил большую часть населения возможности пользоваться плодами богатства.

Но когда стало ясно, что капитализм прекрасно справляется с задачей накопления богатства и распределения его плодов – чем не может похвастаться социализм, – два варианта левой критики перевернули этот аргумент с ног на голову и начали осуждать капитализм именно за то, что он так хорошо умеет создавать богатство.

Один из вариантов такой аргументации появился в набирающих популярность произведениях Герберта Маркузе. На заре своей славы как лидирующего философа новых левых Маркузе был наиболее известен благодаря популяризации взглядов Франкфуртской школы в англоязычном мире, особенно в Северной Америке. Он изучал философию в Германии и был ассистентом Хайдеггера с 1928 по 1933 год, и в своей метафизике и эпистемологии Маркузе опирался на те же идеи Гегеля, что и Хайдеггер. Однако в политическом отношении Маркузе был глубоко увлечен марксизмом и пытался адаптировать марксизм к непредвиденной устойчивости капитализма в сопротивлении революции.