Объясняя постмодернизм

Но мыслители постмодерна также оказываются окруженными миром Просвещения, который этого не понимает. Постмодернисты сталкиваются с миром, в котором доминируют либерализм и капитализм, наука и технологии, люди, которые все еще верят в реальность, в разум и в величие человеческого потенциала. Мир, который они называли невозможным и разрушительным, живет и процветает. Наследники Просвещения правят миром, а постмодернистов они вытеснили в академию. К гневу и отчаянию постмодернистов присоединяется ресентимент.

Некоторые постмодернисты уходят в мистически созерцательное безучастное отношение к жизни, а другие запираются в приватный мир эстетической игры и самосозидания. Другие все еще бунтуют с намерением что-нибудь разрушить. Но опять же единственное оружие постмодернизма – слова[333].

Стратегия ресентимента

В этом отношении искусство XX века снова может послужить хорошей аналогией. Писсуар Дюшана провозгласил: «Плевать на зрителя», и его более поздние работы продемонстрировали эту позицию на практике. Его версия Моны Лизы была наглядным примером: репродукция шедевра Леонардо с пририсованными карикатурными усами. Это тоже было констатацией: вот великолепное творение, с которым я не могу сравниться, поэтому я искажу его и превращу в шутку. Роберт Раушенберг пошел дальше, чем Дюшан. Чувствуя себя в тени достижений Виллема де Кунинга, он попросил одну из его работ – только для того, чтобы потом стереть рисунок Де Кунинга и нарисовать другой ластиком. Работа Раушенберга также заявляла о себе: «Я не могу быть исключительной, пока не сотру ваше произведение».

Деконструкция – это литературная версия Дюшана и Раушенберга. Теория деконструкции утверждает, что никакая работа не имеет определенного смысла. Любое видимое значение может быть превращено в свою противоположность, в ничто, или разоблачено как прикрытие чего-то неприятного. В постмодернистском движении встречается много людей, которым нравится идея деконструкции произведений других людей. Деконструкция нивелирует любое значение и ценность. Если текст может означать все что угодно, тогда он означает не более чем что-либо еще – и ни один текст нельзя назвать великим. Если текст – это прикрытие для мошенничества, тогда закрадываются сомнения обо всем, что кажется великим.

Эта техника деконструкции направлена в первую очередь против работ, которые не согласуются с постмодернистскими лозунгами.

Эта стратегия не нова. Если вы кого-то ненавидите и хотите причинить ему боль, наносите удары по больному месту. Вы хотите причинить боль человеку, который любит своих детей и ненавидит растлителей малолетних? Намекните и распространите слухи о том, что он любит детскую порнографию. Вы хотите причинить боль женщине, которая гордится своей независимостью? Пустите слух, что она вышла замуж за человека, потому что он богат. Правдивость или ложность слухов не имеет значения. И также не имеет значения, верят ли вам те, кому вы это рассказываете. Важно то, что вы наносите прямой разрушительный удар по чьей-то психике. Вы знаете, что эти обвинения и слухи вызовут содрогание, даже если они ни к чему не приведут. Вы светитесь черной радостью изнутри, зная, что вы это сделали. И в конце концов слухи могут во что-нибудь вылиться.

Лучший портрет этой психологии был написан Уильямом Шекспиром в его «Отелло». Яго, белый европеец, ненавидел Отелло, но он не мог надеяться победить его в открытом противостоянии. Как тогда он мог его уничтожить? Стратегия Яго заключалась в том, чтобы атаковать его там, где ему будет больнее всего – через любовь Отелло к Дездемоне. Яго косвенно намекнул на ее неверность, ему удалось вызвать в сознании Отелло сомнения в самом прекрасном, что есть в его жизни, и он позволил этому сомнению действовать как медленный яд.

Как и у постмодернистов, единственным оружием Яго были слова. Единственная разница в том, что постмодернисты действуют не так тонко в отношении намеченных целей.

Современный мир Просвещения гордится своей приверженностью равенству и справедливости, своей непредубежденностью, своей доступностью для всех и своими достижениями в области науки и техники. Мир Просвещения горд, уверен в себе и знает, что за ним будущее. И это невыносимо для того, кто полностью отдался противоположному и бесперспективному мировоззрению. Гордость Просвещения вызывает у такого человека непреодолимое желание ее уничтожить. И лучшая мишень для нападения – это вера Просвещения в собственное нравственное достоинство. Атакуйте Просвещение как сексистскую и расистскую, нетерпимо догматичную и жестоко эксплуататорскую систему. Подорвите его веру в свой разум, науку и технологию. Словам даже не надо быть правдивыми или последовательными, чтобы нанести желанный ущерб.

И, подобно Яго, постмодернизм в конце концов может и не заполучить девушку. Достаточно уничтожить Отелло[334].

Пост-постмодернизм