Деррида также смотрит на мир, рожденный постмодернизмом, и объявляет о своем намерении не быть среди тех, кто позволяет своей неприязни взять верх. Он пишет, что постмодернист – это тот, кто не «отводит глаза перед заявляющим о себе безымянным еще, способным на это, как и должно быть всякий раз, когда дело идет о рождении, лишь под видом безвидного, в бесформенной, немой, инфантильной и пугающей форме уродства»[331]
.Создание монстров – это постмодернистское видение творческого процесса, возвещающего конец человечества. Другие постмодернисты подчеркивают уродливость постмодернистского творчества и в то же время намекают, что человечество просто упускает суть. Кейт Эллис обращает внимание, например, на «характерный для постмодернизма аполитичный пессимизм, согласно которому творчество – это просто форма дефекации»[332]
.Монстры и отходы были основными темами в мире искусства в XX веке, и есть поучительная параллель между развитием искусства в первой половине века и развитием других гуманитарных наук во второй половине века. С Марселем Дюшаном мир искусства пришел к постмодернизму раньше всего остального интеллектуального мира.
В ответ на предложение представить что-нибудь для выставки Общества независимых художников Нью-Йорка Дюшан прислал писсуар (работа «Фонтан», 1917). Дюшан, конечно, хорошо знал историю искусства. Он знал обо всех достижениях – как на протяжении веков искусство было могущественным средством, которое взывало к высочайшей стадии развития человеческого творческого видения и требовало высоких технических навыков; и он знал, что искусство обладает огромной властью, которая возвышает восприятие, интеллект и чувства тех, кто с ним встречается. Дюшан задумался над историей искусства и решил сделать заявление. Художник не великий творец – Дюшан купил свое творение в магазине сантехники. Произведение не особенный объект – оно серийно производится на заводе. Опыт переживания искусства не захватывает и не облагораживает – в лучшем случае он сбивает с толку и часто оставляет чувство неприязни. Но важно то, что Дюшан выбрал не первый попавшийся готовый объект (реди-мейд) для показа. При выборе писсуара его идея была ясна: искусство – это то, на что вы плюете.
Дадаизм говорит о бессмысленности, но дадаистские работы и манифесты – это значимые философские утверждения в том контексте, в котором они представлены.
Таким образом, согласно этой гипотезе, постмодернизм является обобщением дадаистского нигилизма. Не только искусство – дерьмо, а вообще все дерьмо.
Мыслители постмодерна унаследовали интеллектуальную традицию, потерпевшую крах всех своих важнейших надежд. Контрпросвещение с самого начала с подозрением относилось к натурализму Просвещения, его разуму, его оптимистическому взгляду на человеческий потенциал, его индивидуализму в этике и политике, а также к его науке и технике. Для противников Просвещения современный мир не принес утешения. Сторонники Просвещения говорили, что наука должна заменить религию, но наука предложила призраки энтропии и относительности. Наука должна была стать славой человечества, но она научила нас, что человек со всеми своими зубами и когтями произошел из ила. Наука должна была превратить мир в технологический рай, но она породила ядерные бомбы и супербациллы. Уверенность в силе разума, лежащая в основе всего этого, с точки зрения постмодернистов, оказалась обманом. Мысль о ядерном оружии в лапах иррационального цепкого животного является устрашающей.
В то время как мыслители Неопросвещения пришли к согласию с современным миром, с постмодернистской точки зрения Вселенная была разрушена метафизически и эпистемологически. Мы не можем обратиться ни к Богу, ни к природе, мы не можем доверять ни разуму, ни человечеству.
Но всегда был социализм. Какой бы прискорбной Вселенная ни казалась в метафизике, эпистемологии и антропологии, все еще оставалось видение этического и политического порядка, которое превзойдет все это и создаст прекрасное коллективистское общество.
Неспособность левой политики достичь этого видения была только последней каплей. Для постмодернистского разума жестокие уроки современного мира заключаются в том, что реальность недоступна, что ничто не может быть известно, что человеческий потенциал ничтожен и что этические и политические идеалы ни к чему не привели. Психологическая реакция на потерю всего – гнев и отчаяние.