Если она сможет сначала подорвать веру своих учеников в превосходство капиталистических ценностей и в идею о том, что люди сами создают или ломают себя, то их основные ценности будут дестабилизированы[319]
. Она считает, что использование релятивизма поможет добиться этого. И как только их вера в ценности Просвещения будет опустошена релятивистскими аргументами, она сможет заполнить пустоту правильными левыми политическими принципами[320].Здесь может помочь знакомая аналогия. Согласно этой гипотезе, постмодернисты не больше держатся за релятивизм, чем креационисты в своих битвах против эволюционной теории. Постмодернисты, одетые в свое мультикультурное облачение и заявляющие, что все культуры равны, подобны тем креационистам, которые говорят, что их единственное желание – равные шансы для эволюционизма и креационизма. Креационисты иногда утверждают, что креационизм и эволюционизм одинаково научны или одинаково религиозны и поэтому к ним следует относиться одинаково и уделять им одинаковое внимание. Действительно ли креационисты верят в это? Конечно нет. Креационисты категорически против эволюции – они убеждены, что она неправильна и вредна, – и если бы они были у власти, они бы подавили ее. Однако в качестве краткосрочной тактики, пока они находятся на проигравшей стороне интеллектуальных дебатов, они будут продвигать интеллектуальный эгалитаризм и доказывать, что никто не знает абсолютной истины. Та же стратегия действует и для макиавеллианских постмодернистов – они говорят, что хотят равного уважения ко всем культурам, но на самом деле они хотят подавить либеральную капиталистическую культуру.
Макиавеллианская интерпретация также объясняет то, как постмодернисты иногда используют науку. Теория относительности Эйнштейна, квантовая механика, математика хаоса и теорема Геделя о неполноте будут регулярно цитироваться для доказательства того, что все относительно, что ничего нельзя знать наверняка, что все является хаосом. В лучшем случае в постмодернистских произведениях можно найти сомнительные интерпретации данных, но чаще всего читатель вообще не получит четкого представления о том, о чем идет речь и как это доказывается.
Особенно ярко это проявляется в скандальном деле физика Алана Сокала и крайне левого журнала
Макиавеллианская интерпретация также объясняет, почему релятивистские аргументы направлены только против канонического корпуса книг западной культуры. Если истинные мотивы имеют политический характер, то всегда возникает серьезное препятствие, с которым нужно иметь дело, – это великие книги, написанные блестящими умами, стоящими на другой стороне дискуссии. В литературе есть огромное количество романов, пьес, эпических поэм, но лишь немногие из них поддерживают социализм. Многие из них представляют человеческий удел с противоположных точек зрения. В американском праве есть Конституция и свод прецедентов общего права, и немногие из этих прецендентов поддерживают социализм. Следовательно, если вы левый аспирант или профессор литературы или права и сталкиваетесь с западным юридическим или литературным каноном, то у вас есть две возможности. Вы можете рассмотреть противоположные традиции, предложить студентам прочесть великие книги и судебные дела и дискутировать с ними на занятиях. Это очень тяжелая работа и к тому же очень рискованная – ваши ученики могут принять не ту сторону. Или вы можете найти способ отбросить всю каноническую традицию и предлагать только те книги, которые соответствуют вашей позиции. Если вы ищите простой путь или если у вас есть скрытые подозрения, что ваша точка зрения может проиграть в дебатах, тогда соблазнительной становится деконструкция. Деконструкция позволит вам отбросить целые литературные и правовые традиции, так как они построены на сексистских и расистских или иных эксплуататорских допущениях, и это дает оправдание для отказа от них.