Обязан побеждать

– Где же Варвара? – И стал отыскивать дровяник, о котором говорил полевод. Он оказался в левом крыле барака с прочной дверью на щеколде. Костя отворил дверь. На дровах лежала окровавленная Варвара с заломленными назад и связанными руками. Белухин прощупал пульс. Он бился.

– Живая! Враги избили её до полусмерти.

Константин слышал, как к крыльцу торопливо подошли двое. Тут же подумал: Степан и Шелестов. Но он ошибался. Это были Ботагов и Степан. Лейтенант закинул «дегтярь» за спину, подхватил на руки Варвару и понёс на улицу, в дом.

– Что у вас произошло, Степан? – спросил, выходя на крыльцо, и почувствовал неладное.

– Лёня получил пулю в грудь, – удрученным и каким-то безжизненным голосом сказал Степан.

– Как это произошло? Я слышал выстрел, но не подумал, что он роковой.

– Мы удачно вползли под пятую телегу. Немцы находились у четвертой, стали ждать и услышали, как сержант завалил часового. Фрицы теперь шли лицом к нам, медлить нельзя. Я скомандовал и точно метнул топорик. Лёня лежал от меня слева, замешкался, приподнялся и метнул штык, немец все же выстрелил, и оба свалились. Я добил фашиста и бросился к Лёне. Он был ещё живой, тяжело хрипел.

– Немедленно несите его к Татьяне! – вскричал Константин.

– Поздно, он умер, – растерянно бесцветным голосом ответил Степан.

Лейтенант от неожиданности чуть не уронил Варвару. В темноте бойцы не заметили его слабости. Он быстро успел собраться и крепче прижал женщину к груди.

Белухин пока не терял безвозвратно боевых товарищей. Первая потеря – Феди Осинина на станции Локоть – не в счет. Он выжил и, возможно, вернётся в строй. Лёня – первый. Как вспышка молнии. Боль потери, как молния, ударила в него, остро напомнила о Люсе. Война оборвала горячую любовь. Война – всесильна. Но не сильнее его любви к Тане, и наоборот. Они будут любить друг друга бесконечно, их любовь вспыхнула с первого взгляда и никогда не потухнет. Лёне Люся тоже приглянулась с первой встречи. Парень спас девушку. Он, Костя, тоже спасал Таню. У них всё похоже, за исключением близости. Лёня и Люся моложе и никогда не оставались наедине. А если бы? Как же мешает жизни это «бы»!

Тяжелые мысли нахлынули на лейтенанта: «Лёня погиб из-за недостаточной боевой подготовки. Мало обучал парня, а задачу ставил как опытному диверсанту. Моя вина? Возможно. Скорее, войны и обстоятельств. Учил, но суток не хватало. Ценил способности парня, не взял на тяжелую операцию на станции Локоть, надеялся вырастить первоклассного диверсанта. Не успел в лихорадочном стремлении бить и бить врага! Выполнял тяжелую работу, которую не переделаешь до дня Победы. День этот, обагренный кровью его соотечественников и соратников, засверкает салютом. Яркая капля Лёниной крови вспыхнет рубином и будет драгоценна для потомков». Первая потеря по-особому горька, она показала Белухину, насколько крепко боевое братство. Раньше он просто в него верил, теперь увидел и понял: мало знать, надо глубоко понимать. И продолжать с утроенной энергией драться.

– Не раскисать! Мы на войне. Проверьте и пересчитайте, всех ли мы прикончили, чтобы не получить внезапную пулю? Солдат с обером должно быть тринадцать. Четыре шофера, – сказал командир и передал фонарик сержанту.

– В двух машинах четыре трупа, – сказал Ботагов, и, догадавшись, кто на руках у командира, с горечью спросил: – Варвару убили?

– Живая, но страшно избитая. Её надо спасать. Степан, отведите подводу в сторону, чтобы быстрее пройти в дом.

Степан бросился выполнять приказание, отвязал повод уздечки от впереди стоящей телеги и отвёл лошадь. Животное, перепуганное взрывами и стрельбой, храпело, грызло узду, но подчинялось.

Лейтенант вошёл во двор, окликнул Таню. Она уже спускалась с лестницы, за ней двигался полевод.

– Стучитесь, пусть открывают. Надо оказать помощь Варваре и Глебу.

Никита подскочил к окну, забарабанил, закричал:

– Матрена, открой! Свои мы, немцев побили, я – Никита Иванович, помощь нужна.

В избе слабо засветилась свеча, заскрипели двери комнаты и сеней. Показалась сгорбленная фигура.

– Никита, кто с тобой?

– Командир партизан с Варварой. Немцы её сильно побили, Глеба подстрелили, Апанасова – наповал.

– Пошто к нам-то?

– Ваш дом ближе всех. Оклемается Варвара – уйдёт. Глеба унесём к нему домой.

Больную уложили на лавку, что стояла возле окна, напротив русской печи. При свете свечи Варвару нельзя было узнать. Лицо вздулось от побоев, посинело. Окровавленные губы распухли, блузка на груди разорвана, видны следы ожогов.

Таня поднесла к носу Варвары ватку с нашатырём. Реакция последовала. Варвара открыла глаза.

– Где я? – с трудом произнесла она.

– В доме у Матрены, – сказала склонившаяся над ней Таня. – Немцы уничтожены. Я осмотрю вас, окажу посильную помощь.

У Варвары повлажнели глаза.

– Товарищ Таня, работайте, мне надо к бойцам, – сказал глухим голосом Константин, решив пока не говорить о гибели Шелестова. И торопливо вышел. Побежал, а не пошёл к Лёне.

– Ягодиночка ты наша, Варварушка! – взвился высокий голос Матрены, словно плачь по усопшей. – Что же с тобой сотворили эти злыдни?