Обидные сказки (сборник)

А плакала? Все видели – плакала. А почему плакала? А ей стыдно было признаться: она потому слезы лила в таком количестве, что не у ее мужа, несносного тирана и алкоголика, голову отрубили. Подумать только, как это было бы кстати! Она и плакала на весь базар как раз по этой чисто бытовой причине. Но не смогла она в этом признаться, и поэтому ей на всякий случай тоже отрубили голову.

Мораль: чужому счастью не завидуй.

Лев и зайцы

Ослабел с годами Лев. А тут еще сквозняком его продуло. Поднялась температура, кашель замучил. Забрался Лев поглубже в пещеру. Лег помирать.

По древнему лесостепному обычаю собрались в связи с этим возле пещеры представительные делегации от всех видов зверей – и хищных, и съедобных. Но по случаю исключительности момента хищные нехищных не трогали. Обычай не позволял. Так что и от зайцев пришли представители, и от ланей, и от коз, и никто их не трогал. Уж очень момент был торжественнотраурный: такая особа – и вдруг, знаете ли, умирает, как Баран какой-нибудь или, извините, Корова!

Стояли звери тихо, не толкались, печально вздыхали.

Зайцы, те даже плакали. Очень им было Льва жалко. Небось не Заяц какой-нибудь, а Лев!

Рядом с ними волки устроились. Им тоже ужас как грустно было: совсем близко – лапу протянуть! – завались зайчатины, а трогать ее не моги: не тот момент. Вот помрет Лев, тогда хватай, только поворачивайся. И это будет весьма похвально, потому что поминкам по Льву нет ничего созвучнее, чем рагу из Зайца.

Закон. Против закона не попрешь.

По тому же закону положено было царям, и царям зверей тоже, перед кончиною принимать схиму, чин монашеский. Следовательно, и имя менять.

По сему случаю ждали из всех монастырей архимандритов.

А пока черное духовенство постепенно собиралось, Лев занялся критическим осмыслением пройденного им жизненного пути.

Думал он, думал и только диву давался. Сперва про титул. Ведь как смешно выходило. Пока молод был, да и когда в совершенных летах пребывал, как-то не случалось ему задумываться, по какой такой причине ему присвоили гордый титул «царь зверей». Присвоили – и ладно. Значит, так надо. Небось Лягушке не присвоили. Или даже Бегемоту.

К тому же он не сам так себя назвал. Еще и тятю его, покойника, и деда всю жизнь царями величали. И никто никогда не возражал.

Вспомнил Лев учебник зоологии. Там про львов писалось: львы спокон веков храбростью знамениты. Никого-де лев не боится, ни перед кем не отступает. Поэтому повсеместно царем зверей и наречен. И если кто показывает незаурядную храбрость, то ее так и называют – львиной.

Поэтому и норма такая имеется – «львиная доля». В смысле немалая часть добычи.

Есть, правда, и понятие «заячья доля». Но это уже совсем другое.

Пока Лев был молод и здоров, он эту лестную оценку львиных достоинств принимал как должное и бесспорное и только гордо похохатывал, когда при нем рассказывали забавные анекдоты про зайцев, про их трусость. Терпеть не мог трусишек. Презирал.

А тут, улегшись в пещере на одр свой, стал он впервые в жизни оценивать ситуацию. И первым делом со стыдом убеждается, что не такой уж он и безумно храбрый. Что совсем неправда, будто он с любым зверем бесстрашно в бой вступает.

Со Слоном не вступает, с Тигром не вступает, с Носорогом не вступает, с Буйволом, который повзрослей, не вступает, с Гориллой не вступает. И с Леопардом, и с Удавом, и с Крокодилом и т. д. и т. п.

А почему не вступает? Потому что нисколько они его не слабей и в обиду себя не дадут.

Вот почему, если начистоту говорить.

А когда начистоту говорить, как не в свой смертный час?!

Вдруг Льву стало невыносимо ясно, что смеяться над Зайцем даже не грех, а просто глупо и недостойно порядочного млекопитающего. Понял вдруг Лев, что имей Заяц львиную силу и львиные когти, или тигриные зубы и мускулы, или железные удавьи кольца, пресловутой заячьей трусости и в помине бы не было, а очень даже может быть, что досталось бы от него и самому Льву на орехи.

Ведь и сейчас, слабосильный и львиными когтями отнюдь не вооруженный, Заяц самозабвенно отвлекает на себя от своего беззащитного выводка и Лису, и Волка. Так и мчится, бедный, в десяти шагах от собственной смерти, пока не перехитрит врага неожиданными скачками.

Подумать страшно, сколько детишек во взрослые зайцы выводит он в подобных гибельных условиях! Его бы в пример поставить, а не трусом ославить…

Что и говорить, нет ничего досаднее запоздалой самокритики. Все, о чем раньше никогда не задумывался, вдруг становится до боли ясно, а изменить уже ничего нельзя. Поздно., И сил нет, чтобы неправильно сыгранное заново переиграть…

Тем временем подоспели все потребные для церемонии архимандриты и митрополиты. Покрыли Льва каким положено покрывалом, чем надо окропили и спрашивают, каким именем ему угодно в схиме называться.

Вот тут-то Лев всех и удивил.

– Мне, – говорит, – угодно, чтобы меня нарекли Зайцем.

Взвились тут архимандриты и митрополиты:

– Побойтесь бога, ваше величество! Разве можно: царя зверей – и вдруг Зайцем, символом, так сказать, трусости!..

Лев им слабым голосом возражает: