Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны

Выдержка из приказа войскам 1-го Белорусского фронта от 2 марта 1945 г.: «По ходатайству военного совета 61-й армии, в соответствии со ст. ст. 16 и 17 приказа НКО СССР № 298 от 28 сентября 1942 года нижепоименованный переменный состав 8 отдельного штрафного батальона, оправдавший себя в боях за Родину и отбывший (выделено автором. – Ю.Р.) установленный срок пребывания в батальоне…»[357]

Из распоряжений, отданных отделом кадров 1-го Белорусского фронта командиру 8-го ОШБ: «Прошу срочно сообщить отделу кадров, куда направлен на излечение отбывавший в вашем батальоне наказание (выделено автором. – Ю.Р.) Николаев Петр Николаевич»; «…бывший боец-переменник Шахов Леонид Иванович, отбывавший в вашем батальоне наказание (выделено автором. – Ю.Р.) с 2 августа по 10 сентября 1943 г., в бою ранен и эвакуирован на излечение»[358].

Из препроводительного письма председателя военного трибунала 47-й армии: «Направляются копии определения ВТ 1-го Белорусского фронта на отбывающих у вас наказание (выделено автором. – Ю.Р.) осужденных ВТ 47-й армии П.К. Галкина и А.М. Полякова»[359].

Повторимся: в действительности военнослужащих переменного состава по окончании срока пребывания в штрафной части не «освобождали», хотя такая формулировка постоянно использовалась и военным командованием, и органами военной юстиции, а исключали из списков личного состава ОШБ/ОШР (отчисляли), и кадровые органы переводили их к новому месту службы.

Сошлемся еще на один конкретный пример, показывающий, что в реальности ни военное командование, ни военные трибуналы не рассматривали штрафные части как пенитенциарные учреждения. ВТ 362-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта приговорил Л.А. Алферова к лишению свободы в ИТЛ на 10 лет. Переменник полностью отслужил определенный ему срок в 8-м ОШБ и уже был отчислен из батальона, когда председатель ВТ дивизии сообщил командиру ОШБ, что ВТ фронта исключил из приговора в отношении Алферова отсрочку исполнения приговора, и потребовал этапировать военнослужащего в ближайшую тюрьму. Поскольку Алферов в это время был уже в пути из ОШБ в отдел кадров фронта, командир батальона направил туда донесение о необходимости Алферова взять под стражу и перенаправить в пенитенциарное учреждение[360].

Из этих действий должностных лиц неопровержимо следует, что пребывание Алферова в ОШБ ни командованием батальона, ни военным трибуналом фронта не рассматривалось как исполнение наказания. Это была та же воинская служба, правда, в условиях, отличных от условий типичной строевой части.

В контексте определения правового статуса штрафных частей необходимо обратить особое внимание на следующее обстоятельство: действовавшее в тот момент законодательство не отменяло конституционную обязанность военнослужащих с оружием в руках защищать Отечества даже в случае нарушения ими воинской дисциплины или совершения воинского преступления, а лишь накладывало определенные ограничения. Военнослужащие, осужденные с применением отсрочки исполнения приговора, реализовывали эту обязанность именно в штрафных частях, избегая реального заключения и исполняя свой воинский долг. Следует подчеркнуть: именно исполняли воинский долг, а не несли наказание, поскольку исполнение приговора было отсрочено.

Резюмируем свою позицию: по своей природе штрафные формирования были обычными воинскими частями с одной специфической чертой – они одновременно представляли собой и форму применения уголовно-правового института отсрочки исполнения приговора до окончания военных действий, и институт дисциплинарной ответственности.

Почему же в нормативных актах высшего военного командования и органов юстиции, в приказах и распоряжениях, отдаваемых командирами и председателями военных трибуналов, по существу искажалась реальная картина, допускались неверные толкования целого ряда нормативных понятий – «преступление», «отбывание наказания» и им подобных?

На наш взгляд, это вызывалось не только самой обстановкой войны с ее динамикой, но и сложившимся еще с довоенных времен отношением к человеку с точки зрения законности тех лет, а также значительно расширившимися возможностями для массовых отступлений от требований законов и воинских уставов и, соответственно, повышенной необходимостью самым решительным образом их пресекать. Существовавшая в мирное время четкая грань между дисциплинарным проступком и уголовно наказуемым преступлением, между дисциплинарной и уголовной ответственностью стала плохо различимой, и это прямо и непосредственно отразилось в практике организации, комплектования и применения штрафных частей.