Облачно, возможны косатки

Например, Франс де Вааль в своей книге «Наша внутренняя обезьяна»[14] описывает интриги самцов в группе шимпанзе. Постаревшего самца Йеруна однажды сместил с должности лидера более молодой и сильный самец Лёйт. Несколько лет спустя бывший патриарх завел дружбу с другим молодым самцом Никки, едва вышедшим из подросткового возраста. Пользуясь покровительством старика, Никки стал все чаще задирать Лёйта, и тому приходилось в одиночку противостоять обоим. Постепенно Никки вошел в силу и сумел захватить власть. Но удержать ее он мог лишь при поддержке Йеруна – Лёйт был сильнее каждого из них по отдельности, однако пасовал перед коалицией. Никки стал лидером группы, но старик тоже находился на привилегированном положении – в частности, ему позволено было спариваться с самками, хотя обычно вожак старается не допускать к ним других самцов.

У дельфинов-афалин также известны подобные коалиции самцов, которые создаются для того, чтобы успешнее охранять от соперников рецептивных самок. Более того, помимо долговременных альянсов двух-трех самцов, существуют кратковременные коалиции второго и третьего порядка – «банды», в которые объединяются для более эффективной борьбы с соперниками. Чем больше банда, тем проще победить внешних врагов, но тем сильнее внутренняя конкуренция – в непрерывном стремлении передать свои гены следующему поколению самцы балансируют между двумя крайностями, и коалиции то возникают, то распадаются.

Гипотеза «макиавеллианского интеллекта» предполагает, что более высокий социальный интеллект некоторых членов группы создает давление отбора в сторону усиления социального интеллекта у других ее членов, и так возникает интеллектуальная «гонка вооружений» в эволюционных масштабах. Что же это означает на практике? Действительно ли дельфины умнее человекообразных обезьян и способствует ли развитие «макиавеллианских» склонностей к манипулированию сородичами улучшению других когнитивных способностей – например, к решению логических задач?

Когда мы пытаемся сравнить интеллект разных видов, приспособленных к жизни в совершенно разных условиях, довольно часто получается так, что по одним тестам вид А может превосходить вид Б, а по другим – наоборот. Это неудивительно – ведь разные виды животных обладают специфическими навыками, которые могут облегчать им решение определенных типов задач. Например, с задачей на мысленное вращение фигур голуби (голуби!) справляются быстрее и лучше, чем люди. В этом тесте испытуемым предлагается образец и несколько фигур, идентичных ему или несколько отличающихся от него. Если все фигуры расположены под одним углом, то люди легко решают эту задачу, а вот если фигуры повернуты относительно образца, время решения задачи тем выше (а точность – ниже), чем больше угол поворота. Это понятно – ведь нам, чтобы сравнить, нужно сначала мысленно повернуть фигуру в положение образца. А вот у голубей такой связи нет: независимо от угла они решают задачу с одинаковой скоростью (и быстрее, чем мы!). По-видимому, они не поворачивают фигуры, а сравнивают их каким-то другим, более эффективным способом.

Изучение интеллекта человекообразных обезьян насчитывает уже более чем вековую историю – Келер поставил свой эксперимент с шимпанзе и бананом еще в начале ХХ века, намного опередив свое время. Понятно, что предлагать такой тест дельфину бессмысленно – не потому, что он глупее, а потому, что в бассейне пирамиду из ящиков не построишь. Но как тогда сравнить умственные способности этих животных?

Для того чтобы уравнять технические возможности приматов и дельфинов, было разработано множество тестов, в которых животному нужно было сделать выбор из нескольких предметов по определенному признаку. Некоторые задачи включали выбор по абстрактному признаку. Например, нужно было выбирать коробочку ровно с тремя пятнами на крышке, которые при этом могли быть любой формы, размера и цвета, или определенную геометрическую фигуру (скажем, треугольник) независимо от других параметров (цвета, размера, ориентации). В других тестах выясняли, может ли животное выбирать новый, ранее не предъявлявшийся предмет именно по признаку новизны и можно ли побудить его пользоваться относительными признаками («больше – меньше», «выше – ниже»), выбирать объект, соответствующий образцу, или оперировать символами предметов вместо самих предметов.

За прошедшие десятилетия было проделано множество подобных экспериментов с приматами, дельфинами и другими животными, однако связь между изучаемыми в них характеристиками и интеллектом по-прежнему остается под вопросом. Советский биолог Л. В. Крушинский предложил принципиально иной подход к этой проблеме. По его мысли, интеллект независимо от своей специализации должен улавливать эмпирические закономерности, связывающие предметы и явления окружающей среды, и уметь оперировать этими закономерностями. В этом случае правильное решение задачи должно не задаваться экспериментатором, а вытекать из объективных свойств предметов в эксперименте.