Облачный бык

– Я что, банкир, гарантии давать? До моего прибытия вроде бы нет. Норский защищал дверь, как бешеный. Три черепа проломил прежде чем подставил свой, – буркнул Яркут. Вздохнул и добавил: – Служивые рвались в дом, как стадо на водопой. Почти успели разбить окно, когда я вмешался. Звука падения осколков я не слышал. Такие мелочи важны?

– Да. Мы рискнем, – отозвался Яков с сомнением.

– Мальчика надо вытащить. Живым!

– Ты мне приказы не кидай, а то и я кину… что под руку ляжет, – сухо предупредил Яков и добавил примирительно. – Войти в дом просто, а вот выйти, и тем более вынести пацана… Там смерть. Слышал о ритуале солнечного сна?

– Нет признаков, – Яркут чуть помолчал и хмыкнул огорченно: – Хотя нужен бесоборец, чтобы выявить эти самые признаки.

– Солнечный сон пустяк по сравнению с тем, что зовется хиена мара. Я рассчитывал на сон, а вижу иное и худшее, – медленно выговорил Яков. Шагнул от костра к ограде. – Теперь осень нам на счастье, дни короткие, рассветы поздние. Как бы ни сложилось, уходи из парка, когда станет совсем светло. Никого уже не защитишь, только сам сгинешь.

– Пойдете вы двое?

– Да. Сейчас мой человек принесет рабочий инструмент. И мы будем готовы.

– Я еще не впустил вас.

– Яр, этот человек – друг Юны. Его имя Яков, он спас меня весной. Он дружен с Норским и Куртом, подтверждаю, – выговорил звонкий голос.

Первый раз слышу Юлию со стороны. Когда сама говорила ее горлом, мне казалось, что звучание визгливое. Зря, у ее голоса глубокий, певучий тон… Я не завидую. Просто реагирую. Едва она заговорила, натянулась какая-то нить – и я узнала её. Если бы она хрипела и кашляла, я бы все равно узнала… Получается, Юлия снова прилепилась к Яркуту. Что ж, весна моей обиды отцвела, лето забвения выгорело, и теперь медленно вызревает осень безразличия. Рана моей души заросла, но рубец свежий, и я предпочла бы находиться подальше от Юлии. Опускаю голову, позволяю капюшону сделать тень на лице гуще. И понадеюсь на Якова.

– Опознаны, – с отчетливым облегчением выдохнул Яркут. – Вам откроют ближнюю калитку.

– Почти готовы. Сейчас выберу инструмент…

Яков пробормотал тихо, ни к кому не обращаясь. Я слышала, как он шуршит плащом и звякает чем-то металлическим. Перехватила косу удобнее. Странный инструмент для борьбы со сказочным шиповником. Интересно: у Якова тоже коса? Поднимаю голову, чтобы видеть не только траву, но и башмаки, ноги, тела, руки… Нет, у Якова сабля. Тяжелая, длинная. И мне хочется видеть выползка целиком. Наверняка сейчас он похож на Локки! Нет, не решусь сбросить капюшон, да и не успею. Яков рядом, обнял за плечи, вынудил горбиться и глядеть вниз. Потянул к ограде.

– Яркут, внимание. Мальчик в доме. Надеюсь, мы спасем его. Но будить ребенка простыми способами нельзя. В сказке княжну поцеловал суженный. Увы, насколько я знаю, рядом с Паоло нет человека, полного любви и заботы. Отец, мать и брат – все трое не помогут.

– Что за бред, уж двое-то рядом, в Трежале, – Яркут вдруг резко свистнул: – Эй, у дальнего костра! Я все вижу. Не стриги ушами, охота на зайцев открыта. Прыгай к свету. Еще ближе. Вот так… А ты, незнакомый Яков, не проповедуй зазря.

Мы подошли к ограде. Яков первым ступил в парк, принюхался, вздохнул – вроде бы недовольно. Но промолчал. Помог мне перешагнуть высокий порог калитки, встроенной в ворота.

– Капюшон ниже. Для успокоения считай шаги. Через парк идем свободно, от порога ты впереди, я следом, – Яков держал руку на плече. – В норе сможешь понимать несказанное вслух. Там нельзя вслух, пока я не разрешу. Поняла?

Я молча кивнула. Стоило шагнуть в парк, и сделалось ясно: тьма уже залегла под деревьями. Она нездешняя, слишком мрачная, с багровой окантовкой. Из парка внешний мир кажется… просторным. И сумерки там, как редкая марля. А здесь марля сложена многослойно, и сам мир – теснее и темнее. Мы идем по жухлой траве, а мне она кажется мехом на вздыбленном загривке хищника. Слишком жесткая. И пахнет… угрозой. Мороз по коже. Хочется согнуться, чтобы макушкой не задевать беззвёздную твердь.

– Что-то не так. В дом входили? – насторожилась я.

Яков плотнее обнял, прижал к боку, согревая и успокаивая. Мне из-из-под капюшона видно, как мелькает в такт шагам сабля, иногда играючи рубит головки цветов, стебли крапивы. Лезвие серебряное, будто облитое лунным светом. Яркое, с искорками.

– Обещаю, я выведу тебя оттуда, – ткань моего капюшона стала теплой от дыхания Яков. – Все будет хорошо.

– Эй, опознанный знакомец, – буркнул от ограды Яркут. – Ты сам понял, тут имеется хиена мара. Нам сказали, внутрь не пройти из-за ее аппетита. А ты и она, типа, несъедобные?