Глава 4. Солнечный человек
На полях дневного плана дел Микаэле Ин Тарри, пометки для секретарей
«Рони! Подборка неплоха, но недостаточна. Меня интересуют и теоретические проработки, и малые группы, и самоучки. Это ваша слабость, вы пробуете оценить выгодность проектов на начальном этапе. Не стоит, данная работа идет на длинном плече, так что рано говорить о финансовом урожае. Покуда мы лишь разбрасываем золото, удобряя почву для произрастания идей».
«Тихон! Не переусердствуйте. Скромному учителю математики не требуется слава, он исчахнет от громогласного признания. Просто обеспечьте полнейшую, пожизненную надежность его места в школе и проследите, чтобы его статьи принимались к публикации незамедлительно и на лучших условиях. И сделайте сводку мнений академиков. Эти господа столь примитивны, что не видят масштаб идеи внеатмосферного полета? Отсортируйте отдельно завистников молчаливых и не очень. Самых энергичных дураков надо попридержать».
«Луи! Отчет по экономике линий дирижаблей разной дальности слишком хорош. Впредь не тратьте драгоценное время своего сна, вникая в детали инженерного толка. Вас не хватит на все проекты, кои мне любопытны. Уже завтра я, вероятно, захочу получить обзор по танкерам. Но это не повод учиться строить их!»
«Илья! Вы уволены. Вы давно переросли уровень секретаря и должны стать партнером дома Ин Тарри. Как-то смиритесь с моим признанием вашего таланта финансиста. Хватит жаться к стеночке, держась за твердое жалование и называя это преданностью. Что за малодушие.»
Большинство людей не осознает огромности своей свободы. Они говорят – и не выбирают слов, делятся информацией – и не продумывают цепочку последствий, впустую тратят время – и не видят в этом беды.
Эту чистейшую драгоценность – изначальную свободу – люди обменивают на низкопробные побрякушки статуса, вещей, знакомств. «Купить городского дикаря проще, чем лесного. Даже бусы не потребуются», – посетовал один из Ин Тарри лет двести назад, заодно назвав себя успешным продавцом побрякушек. А ведь он обладал даром крови наравне с двумя братьями и тетушкой, и уже поэтому оставался относительно свободен.
Единственный взрослый Ин Тарри настоящего времени очнулся ото сна, сразу улыбнулся и лишь затем открыл глаза.
Портьеры заслоняли окна почти целиком. Лишь узкая полоса предрассветья тянулась через комнату, достигала стены и высветляла малую ее часть. Создавала волшебство: эскиз в простой рамке парил в серебристой мгле. Не зря это место для картин – особенное – звалось рассветным. Микаэле всегда тщательно подбирал то, что желал увидеть, пробуждаясь, вступая в новый день. Конечно, об «особом месте» знали вне имения, в большом мире. Смена картин порождала разные домыслы, обычно далекие от истины. Так, три года назад мелькнул слух, что в спальне князя вывешена «Молитва» кисти Рейнуа, и сразу – «Ин Тарри при смерти», – заголосили по улицам разносчики газет… и биржа рухнула.