Облако Пустоты

Валун, годами изрезанный, поросший мхом52,

В свете полной луны с тенями сосен играют рыбки в пруду53.

Тот, кто с высот взирает на иллюзорный мир,

Звенящие от небесного ветра услышит колокола54.

Я начал восстанавливать храм, чтобы принимать паломников отовсюду, и поспешил

собрать необходимые для этого средства. В связи с этим я попросил учителя Цзе-чэня

присмотреть за храмом и в одиночку отправился в Тэнчун (за пожертвованиями). Из Сягуаня

я прибыл в Юнчан и в конечном итоге достиг Хэмушу. Дорога до него была длинной – в

несколько сот ли – и оказалась очень суровой и трудной, поскольку ее не ремонтировали в

течение многих лет. Однако местные жители сказали, что некий монах из другой провинции

решил, мужественно преодолевая серьезные трудности, отремонтировать ее. Он не просил

оказать ему финансовую помощь, принимая лишь добровольные пожертвования от прохожих

в виде пищи для удовлетворения самых скромных потребностей. Он неуклонно работал в

течение нескольких недель. Благодаря его усилиям почти на девяносто процентов дорога

была в приличном состоянии. Чтобы выразить благодарность за совершенную им работу,

население Пупяо намерилось восстановить для него храм Павлиньего Царя55. Однако он

отклонил их предложение и сосредоточил свои усилия на ремонте дороги. Меня удивила эта

история, и я решил разыскать этого монаха. На исходе дня я встретил его на дороге. Он нес

мотыгу и корзину и собирался уже уходить. Я подошел к нему, соединив ладони в знак

приветствия, но он лишь выпучил на меня глаза, не сказав ни слова. Я не обратил на это

внимания и последовал за ним до храма, где он положил на место свой инструмент и сел,

скрестив ноги, на подушечку. Я пришел выразить ему свое почтение, но он игнорировал меня

и молчал. Тогда я тоже сел напротив него. На следующее утро он встал и начал варить рис,

пошевеливая кочергой поленья. Когда рис сварился, он не позвал меня, но я наполнил свою

чашу и поел. После завтрака он взял мотыгу, а я – корзину, и вместе мы пошли сдвигать

камни, копать землю и рассыпать песок. Таким образом мы работали и отдыхали вместе

более десяти дней, не обменявшись ни единым словом. В один из вечеров, при ярком лунном

свете – почти как при дневном – я вышел из храма и уселся, скрестив ноги, на большую

скалу. Было поздно, но я не вернулся в храм. Старый монах украдкой подошел ко мне сзади и

крикнул: «Что ты здесь делаешь?»

Я медленно открыл глаза и ответил: «Любуюсь на луну».

51 Говорят, что гора Петушиная Ступня является местом, где Махакашьяпа – или «золотой аскет» – ожидает,

пребывая в самадхи, пришествия в этот мир Майтреи. Говорят, что Махакашьяпа проглотил свет, отсюда его

«золотистость» и его имя «Пьющий Свет». Эти две строчки свидетельствуют о трудностях, символизирующих

путь к просветлению. Эти трудности должен преодолеть ищущий Дао, посещая святое место Первого чаньского

патриарха.

52 Валун символизирует сопротивление деградирующих монахов с этой горы.

53 Яркий лунный свет означает изначально просветленную природу человека, а рыбы – заблуждающихся

живых существ, играющих с иллюзорными тенями елей, являющимися символом «несуществующих» явлений.

54 Последние три строчки стихотворения означают, что, находясь в окружении иллюзий, человек, способный

заглянуть за пределы феноменального мира, достигнет просветления и удостоится похвалы Махакашьяпы,

который звонит в невидимый колокол, звуки которого разносит небесный ветер, символ блаженства,

испытываемого удачливыми последователями.

55 Четверорукий бодхисаттва, едущий верхом на павлине.

Он спросил: «Где луна?»

«Великий лучезарный ореол», – ответил я.

Он сказал: «Если рыбьи глаза ты принимаешь за жемчужины, истина трудно

различима56. Хватит уже радугу принимать за лучезарный свет».

Я ответил: «Для света, содержащего в себе все образы, нет ни прошлого, ни

настоящего. Он не относится ни к инь, ни к ян и не знает преград»57.

После этого он схватил меня за руку и, громко смеясь, сказал: «Уже очень поздно.

Пожалуйста, возвращайся на отдых [в храм]».

На следующий день он был приветлив и начал разговаривать со мной, рассказав, что он

уроженец Сянтаня (в провинции Хунань). Его звали Чань-сю (Совершенствующийся в чань).

Он смолоду стал отшельником и в возрасте 24 лет появился в чаньском зале монастыря

Цзиньшань, где нашел приют. Потом он совершил паломничество на священные горы (в

Китае) и, побывав после этого в Тибете, вернулся в Китай через Бирму. Поскольку дорога

была трудной, ему стало жаль людей и лошадей, плетущихся по ней. На него произвели

впечатления поступки, совершенные бодхисаттвой Дхаранимдхарой, и он принялся за ремонт

дороги в одиночку и так провел несколько десятков лет, и ему было уже 83 года. У него не

было верного друга, и он был обрадован благоприятной кармической возможностью,

позволившей ему излить свою душу, рассказав свою историю, долгое время остававшуюся не