Облава

Бережно, дрожащей рукой Душан Зачанин плеснул ракию на рапу. Лицо у него сморщилось от новой боли: точно на открытую рану набросились свирепые голодные муравьи. Хотел было плеснуть еще, но передумал. «Зачем добро переводить, – пробормотал он тихонько, – все равно не успеет ни зарасти, ни загноиться, лучше выпью, жажду утолю...»

Он осушил флягу и отбросил ее в сторону – кто найдет, пусть порадуется! Ракия его согрела, боль немного утихла, и мир на какое-то мгновение стал не таким страшным. Конечно, это не мир, а сплошная облава, но так испокон веку было. Взяв щепотку резаного табаку, он приложил ее к ране и сказал:

— Дай-ка мне рубаху, Арсо!

Ответа не последовало. Он подождал немного и повторил:

— Дай мне рубаху, замотать это горе!

Удивленно повернулся – Арсо не было. На какое-то мгновение Душан почувствовал себя покинутым, а потом принялся винить самого себя: «Нет времени, дерется и за меня и за себя! Все дерутся, только я тут ковыряюсь, теряю время. Надо скорей кончать и идти на помощь, пока еще дышу...»

Он вытащил из ранца рубаху, обмотал ею ногу. У

джемпера оторвал рукав и натянул его как сапог поверх повязки. «Так будет мягко и тепло, немного уж осталось. .» Ножом отрезал гайтан от фляги и затянул повязку, чтобы не спадала. Поднялся и, хотя искры сыпались из глаз, сделал шаг и оперся на пятку.

— Больно, – сказал он себе. – На то и рана, должна болеть. Если бы не болела, и раной не называлась бы. .

Боль, особенно при движении, пронизывала от пятки до затылка. От боли он закрывал глаза и тут же переносился в другое место – далеко-далеко от этого леса и сверкающего впереди Свадебного кладбища. По узким улицам и тесным площадям проходят шумные толпы, волнами несутся крики, песни, вздымаются сжатые кулаки – приветствие испанских борцов, – бурлят неясные надежды. .

Ему все так знакомо – и предвыборные стычки, и собрания, и драки с жандармами, и похороны студентов, убитых в Белграде... «Какие мы были сильные, – думал он, – а сейчас до чего дошли! Обманул нас народ, предал. Народ что вода: то поднимется, то внезапно спадет. Но пора ему подниматься, вот только облавы кончатся, и тогда все это будет не напрасно».

Глаза заволокло от блеска слезами; Душан протер их, но это не помогло. Наконец он увидел Шако и Ладо, они лежали на снегу возле крутой скалы Невесты и стреляли, сопровождая каждый выстрел криками. Это напомнило ему предание: встретились две свадьбы на Свадебном кладбище и вот так же подняли крик и стрельбу. Сначала убили друг друга девери у двух ключей, которые теперь называются «Девери», а потом сваты поубивали друг друга. Тогда невесты взялись за руки и прыгнули с кручи.

«Бог знает как это случилось, – подумал он, – но что-то, конечно, было, – даже могилы остались. Может, и мы сейчас вроде тех сватов, которые не хотели уступить друг другу дорогу, может, в этих местах таится магнит, который притягивает беду, как горы дождь. А может, всюду на земле так, и просто одна беда эхом разносится и становится известной всем, а другая – замалчивается и забывается», У ствола дерева стоял, уставясь куда-то в пустоту, Иван Видрич. Зачанин доковылял до него, но Видрич его не заметил:

— Куда ты смотришь, Иван? – спросил он.

— Вот, – сказал он, пожимая плечами. – Погибаем.

— Мы знали, что погибнем, еще до того, как начали.

Главное, не осрамились.

— А меня не берет, – сказал Видрич. – Никак не берет, хоть бы волосок задело.

— И хорошо, что не задело, надо же кому-то выбраться.

— Что у тебя такие руки?

Зачанин посмотрел на свои руки и остолбенел: с красными ногтями, черные от крови, точно обгорелые, в мелких чешуйках и трещинах, они, казалось, глядели на него сотнями глазков, – настоящие лапы дракона. Зачанин подумал, что ему подменили руки, но потом припомнил, чем они занимались.

— Ничего, – сказал он и принялся тереть руки снегом. –

Возился с ногой – подранили меня малость. Гадость какая, точно натянул какую бедняцкую рукавицу. Ты что-нибудь решил: двинемся вперед или останемся здесь?

— Не знаю, что делать.

«Будь у меня десять здоровых людей, – подумал Зачанин, – я бы пробился к Рачве. А так и я не знаю».

IV

У начальника милиции Ристо Гиздича, возглавлявшего и четников, было под командой два с половиной батальона, но он тоже не знал, что делать. Тревожили его мусульмане, оттого он и не знал. Если ввести в облаву все части –

мусульмане перепугаются, убегут и пропустят коммунистов; если послать роту или две, мусульмане, осмелев, могут перебить их. На людей ему, конечно, наплевать, этого добра хватает, но потом ему придется отвечать, оправдываться, а он не любил оправдываться. . Так, мучаясь и бормоча себе под нос, он тщетно озирался по сторонам –

не подаст ли кто-нибудь добрый совет. Впрочем, это не помогло бы, все знали, что ничьих советов он не слушает.

Наконец, позвав переводчика, он повернул коня к итальянским позициям.