Читаем Облом полностью

Как рассуждает Сафа, есть расчет обосновываться в Аднагулово. Русский царь надумал протянуть через эти края железную дорогу. Говорят, уже где-то в двухстах верстах отсюда поднимают насыпи. Значит, недалек тот день, когда железный аргамак, в десятки раз сильнее любого жеребца, будет перевозить грузы, людей. Жизнь совсем другая начнется. За один день можно будет доехать до Уфы. А хочешь, отправляйся прямо в Москву, вези товар.

Но сейчас не об этом думы. Впереди встреча с Настей. Для того только и отпросился. Не домой, вначале в Ольховку держит путь парень. Можно подумать, за плечами не котомка, а крылья. Они несут вперед.

Вот как получилось. Думал, баловство, увлечение. А стоило уехать на месяц, понял, сколь серьезно все.

Скорее вперед! Ждет ли она? Верна ли? Любимая.

Ильин день напомнит лету о поджидающей где-то своего срока осени. Еще высоко в зените повисает солнце, так же нещаден зной, загоняющий в прохладу ольшаника стайки воробьев. Еще не день и не два ребятня, не внемля наставлениями старших, будет убегать к речке и вылезать из воды только для того, чтобы поваляться в горячем песке, а потом снова поднимать брызги над гладью, которая оживает отражением рукотворной радуги. Но тронула ночная прохлада жолклым листом огуречные грядки, пожухли ягодники в некошеной траве перелесков. А вечером налетит вдруг откуда-то стылый ветер, тревожно зашумят кроны осокорей, выползут из-за рощи низкие облака. Ветер беснуется, и вот уже рвет на части черную стаю встревоженных грачей над полем.

Настя загадала: если вернется к Ильину дню – значит любит. Вот и получается, что Илья-пророк взял ее судьбу в свои руки. А если не вернется, значит, какая-нибудь красавица-башкирка перешла ему дорогу, звонким монистом увлекла внимание парня.

Терзают сомнения душу. Может, так, для ради потехи прибился к русской девчонке. Что ему, своих в деревне не хватает, круглолицых, чернобровых? Тогда почему же был так тих и нежен с нею, словно впервые увидел озорные глаза, впервые прижался к девичьей груди.

Настя возвращается домой с охапкой череды. Идти мимо их куста. Предчувствие полнит ее душу. Сейчас подойдет и увидит долгожданную веточку. Ветер клонит неподатливый прут. Августовский ветер – нетерпеливый спутник убывающего лета.

Подошла, отыскивает глазами. Вот она висит, только что сломленная и зацепленная вверх черенком. Еще не успела увянуть. Долгожданная весточка о назначенной встрече. Девчонка осторожно, словно боясь спугнуть счастье, снимает веточку, втыкает ее в пучок травы в руке. Она смотрит на солнце: это сколько же, еще часа три ждать. Но, может, он не успел уйти, может, идет там, за пригорком? Она бежит, но остановилась. Да нет, пусть даже он идет там вразвальцу. Кричать что ли ему вслед. Совсем, скажет, сдурела. Уж лучше идти домой. За работой и время пролетит незаметно. Только бы мать не почувствовала переменившегося настроения. Подметит ведь, тихо улыбнется: иль ухажер вернулся?

Пришла домой. Мать готовит ужин. Взялась помогать: поставила посуду на стол, достала квас из погреба. Громыхает ложками, вся из себя деловая, непринужденная. Но так и есть, мать нет-нет да бросит тайком взгляд сбоку. Ничего не скроешь от нее.

– Зятек-то надолго вернулся? – спросила вдруг, не скрывая улыбки.

Она в хохоте упала навзничь на постель. Встала, щеки пылают. Сама вроде рада, что все обнаружилось.

– Ну, мам, от тебя ничего не утаишь.

– На то я и мать, доченька.

Помолчала.

– Только меру не забывайте. А то, я чаю, и рассвет сегодня прихватите.

– Да нет, мам. Ты только нижний крючок не накидывай.

– Накидывай, не накидывай, все одно – проснусь.

Совсем взрослая стала дочь. Даже отец подметил: мимо зеркала проходит, остановится, волосы поправит, платье одернет. Не заметишь, как сваты придут с торгом. Готовь, мать, приданое. Вот только не слышно, кому голову вскружила. Жена все молчит. Улыбается и молчит. Не приступишься ведь к ним с расспросами. Придет час, сами скажут.

Час свиданья всегда неповторим, как неповторимы минуты расставанья. Но если на пороге разлуки сердце, терзаясь ввиду наступающего одиночества, словно само усмиряет себя, потому что не верит в безысходность грядущего, то перед каждой новой встречей чувства, полнящие грудь, не перестанут вздымать ее, пока не найдут подтверждения взаимности.

Настя огородами вышла за околицу. Дожидаясь урочного часа, она воображала, как встретится с Имамеем. Как спокойно подойдет, поздоровается. А тут вся переполошилась. Вдруг да не придет. Может, и знака-веточки не было? Просто ветер занес ее. Или дела какие в первый день по возвращении оставят дома.

Уж и взлобок виден, в сумерках куст темнеет одиноко. Наверное, он сидит, обхватив колени. Где же сидит? Было бы видно. Не пришел, задерживается. Нет, никогда такого не случалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза