А вот сейчас я действительно злюсь. Как подумаю, что там за Изабель в слезах и обиженных соплях — хочется сграбастать Марика в охапку и унести куда-то… на Аляску, где женщины похожи на Белых медведей. Ладно, не все, но на них столько одежды, что и не разобрать. А то сначала Поганки с неба падают, потому какие-то девы, с именами принцесс, а мы с Червинским еще даже не начали превращаться в уставшую друг от друга семейную парочку. И пока еще мне совсем не все равно, какие длинные ноги вышагнут на него из-за горизонта.
— Она попросила встретиться и отвести ее к дочери. Сказала, что написала заявление о похищении сразу же, как поняла, что девочки нет.
— Ну, если написала, то найти его не проблема. — Кстати, возможно, пока мы тут собираем приданное для кукушонка, полиция уже сопоставила найденыша и заявление о похищении. — Ладно, поехали посмотрим на эту твою «яжемать».
Понятное дело, что коляску и кроватку, и всякую мебель оставляем, но вещи для Лизы берем. На всякий случай.
А когда через полчаса заходим в кафе, где Кукушка назначила встречу, я вижу перед собой… ну, Барбару Палвин, как минимум[1]. В слезах, с запухшими глазами и без намека на макияж, она все равно выглядит так, что хоть сейчас на обложку журнала.
И, конечно, тут же падает Марику на грудь, что-то очень сбивчиво тараторя на итальянском.
Прямо воссоединение Ромео и Джульетты: двадцать лет спустя. Только Джульетте лет двадцать максимум.
[1] Барбара Палвин — модель и один из «ангелов» бренда элитного женского белья «Victoria's Secret» Марик, нужно отдать ему должное, старательно отдирает от себя этот прекрасный, как солнце, кусок скотча и на всякий случай какое-то время силой удерживает на вытянутых руках, потому что ревущую итальянку тянет к нему, словно намагниченную. А я смотрю на эту немую сцену и пытаюсь предугадать, какой вариант развития событий нам сейчас разыграют. Нет, я, конечно, не зараза и не стерва, и в любом споре всегда на стороне женщин, но иногда сама природа подсказывает характерной болью в заднице: готовься, подруга. Сейчас тебя будут грамотно разводить, не теряй бдительность!
В общем, когда становится понятно, что добровольно эта истерика стихнет еще не скоро, я волнорезом становлюсь между этими двумя. Потом главное не забыть напомнить Червинскому, что он должен мне за отчаянную отвагу, потому что итальянки — те еще любительницы пускать в ход не только сопли, но и ногти на пару с зубами.
— Так, предлагаю всем успокоиться, — говорю я именно тем тоном, который не раз выручал меня, когда офис Клеймана испытывала на прочность очередная обманутая жена.
Это почти тоже самое, что итальянка, но еще и со встроенной функцией «убийственного взгляда». — Давайте сядем за стол, выдохнем и попробуем поговорить без эмоций.
— Кто она? — спрашивает итальянка, разглядывая меня так, словно перед ней какое-то насекомое. — Почему она говорит?
— Надеюсь, Червинский, твое сопливое прошлое просто неверно использует падежи, потому что я как никогда близка к тому, чтобы превратить чье-то хорошенькое личико в повод носить маску двадцать пять часов в сутки.
Марик кое-как усаживает девицу за стол, а сам садиться напротив и за руку усаживает меня рядом, бедро к бедру. Итальянка разглядывает нас пару мгновений, но как только замечает, что под моим пристальным наблюдением, снова переводит взгляд на Марика.
Как будто меня тут и нет.
— Бель, знакомься, это — вера, моя невеста. У нас свадьба через пару недель.
Марик берет меня за руку, а я, как бы невзначай, выкладываю наши руки так, чтобы Артистка погорелого театра во сей красе рассмотрела мое кольцо. Чем раньше она поймет, что тут ей ловить нечего по крайней мере в ближайшее время), тем лучше для всех нас. Потому что, хоть у нас с Червинским все странно и непонятно, по крайней мере сейчас он со мной и я не собираюсь уступать его какой-то Кукушке.
— Изабель, — представляется она, мазнув по мне все тем же непонимающим взглядом.
Видимо в ее картине мире, все должно быть по правилам и законам природы: красавчики влюбляются только в красавиц. А я, хоть и не комплексую по поводу своей внешности, все же не дотягиваю до личика «ангела Виктории-сикрет». — Елизавета у тебя? Ты ведь не отдал ее… никуда?
Марик открывает рот, но я успеваю лягнуть его под столом и заглушаю недовольный вздох громким встречным вопросом:
— Изабель, а с чего ты взяла, что твоя дочь — у Марика?
— Наша дочь, — поправляет она.
— Это еще доказать нужно, — не тушуюсь я. Ох уж эти мне мамаши-потеряшки: только что рыдала по ребенку, а теперь готова глотку порвать, доказывая, что он — из с Червинским плод любви. Причем грубо и топорно. И это тоже странно, потому что если история с похищенным подкидышем — ее рук дело, то все это можно было сделать куда изящнее. А не вот так — почти сразу выдавать свои очень недвусмысленные планы.