Обман

Я снова чувствую приятное тепло в груди, и снова вынуждена припрятать эти эмоции до лучших времен.

— Просто поражает смелость, с которой ты вот так запросто протягиваешь ко мне руки, — начинаю расшифровывать свои слова. Без подсказок, похоже, вообще никак. Зато Червинский сразу все понял, умница моя. Все же, светлая у него головушка, особенно, когда он использует ее по назначению. — Так вот и подумаешь, что либо у тебя припрятана за пазухой третья рука, либо оторванная быстро отрастет-лучше прежней…

Минутную гробовую тишину нарушает… громкий смех итальянки.

Бедняжка еще не знает, что она у меня на десерт.

[1] ЗОЖ — здоровый образ жизни

Глава тридцать шестая: Вера

Я уже предвкушаю безудержное веселье, когда вслед за смехом мамаши-кукушки из комнаты раздается детский плач и это единственное, что немного приводит меня в чувство. Это — и вытянутое лицо Пустых мешочков, когда она, наконец, понимает, что продолжая разговаривать таким тоном, действительно сильно рискует. Руку я ей не оторву — членовредительство у нас преследуется законом — но превратить салонный макияж и прическу в грим для фильма ужасов очень даже могу.

— Не хочешь взять ребенка, мамаша? — интересуюсь я, придерживаю рванувшего было в сторону спальни Марика. — Заняться материнскими обязанностями, проверить, все ли хорошо и, может, девочку пора кормить?

Кукушка очень выразительно давится мехом и быстро уходит.

Очень странная «безутешная мать». Я бы даже сказала — крайне странная. Но зато путь свободен и теперь Ритулю не прикрывают горные пики ее сообщницы. Даже если они заявились сюда каждая своим путем и с радостью откусят друг другу головы, против меня они охотно ополчились.

— Не можешь избавиться от Хаоса — подчини его, — с глубоким философским выражением на лице, вещает Пустые мешочки. — Марик, ты меня ужасно разочаровал.

— Рит, да мне как-то однохренственно, — спокойно говорит Червинский. — Зачем приехала?

— Проверить слухи. Думала, меня разыграли. Мне и в страшном сне не могло приснится, что ты приютишь в своем доме… — Рита сначала смотрит на меня, потом нехотя кивает в сторону вышедшей из спальни Кукушки. — Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?

— Как обычно, — спокойно, не поддаваясь на провокации, отвечает Марик. — Давай ты сейчас просто уйдешь? Я не звал в гости, не приготовил пироги и блины.

— Даже странно, с таким-то гаремом, — фыркает Пустые мешочки.

Но все-таки идет к двери, нарочно задевая меня плечом, словно тот самый вездеход, который никак не может удержаться, чтобы не наехать на мотороллер.

Ну ладно, сама же захотела.

— Погоди, я тут…

Хорошо, что сумка у меня на плече и можно быстро достать кошелек. У меня там всегда есть наличка, и пара крупных купюр, которые я без жалости засовываю Рите в карман. С улыбкой, как будто совершила доброе дело.

— Тут неподалеку есть отличный кафетерий. — Мой тон — само радушие и желание искренне помочь. — Купи себе хороший кофе и большой сладкий торт — у тебя явно недостаток глюкозы в крови, оттуда и повышенный уровень сучности.

А чтобы нахалка не устроила истерику, грубо захлопываю дверь у нее перед носом, и довольно отряхиваю ладони как после хорошо сделанной работы.

— Червинский, ты должен мне ужен в хорошем ресторане — кажется, злобствование передается воздушно-капельным путем.

— Она пришла забрать моего ребенка? — громко, словно сигнализация, кричит Кукушка, прижимая бедного ребенка чуть ли не с нарушением всех пунктов конвенции о правах человека.

И яростно сопротивляется, стоит попытаться забрать так же громко орущую Лизу.

Отступаю только ради ребенка, уговаривая себя не нервничать и не забывать, что проклятых мусорных мешков у нас действительно мало.

— Кто-то с утра просто сверкает — смотреть больно, — огрызаюсь я.

Кукушка уже и так меня боится — моргает, как ужаленная в зад буренка. А жажду «поиздеваться просто так» я уже утолила.

— Я просто выспалась, — вздергивает подбородок итальянка.

— Какая неожиданность, — всплескиваю руками. — Это же нормально — хорошо и долго спать, пока твой ребенок превращается в помидор. А еще…

Про еще я не успеваю, потому что телефон Марика начинает настойчиво вибрировать у него в кармане. И после короткого разговора Червинский выдает:

— Хорошие новости — Наташа нашлась.

Итальянка бледнеет даже сквозь явно не один слой штукатурки. Так и хочется подойти, и сковырнуть. Но не суть. Важно, что новость о подруге, которая, наконец, нашлась и может все рассказать и за все ответить, не превращает разъярённую мамашу в жаждущего крови хищника. Скорее, в Цокотуху, которая вдруг осознала, что ее подружки пали в неравном бою с мухобойкой.

Похоже, начинается самое интересное.

Если жизнь с Червинским и дальше будет такой интересной, надо всерьез подумать о покупке автомата для жарки попокорна.

— Нужно ехать в полицию, — говорит Марик, а когда Кукушка начинает выразительно мотать головой, повторяет с крепким нажимом: — Я не предлагаю, Бель. Я говорю, что нужно ехать, и ты поедешь.

— Мы поедем, — поправляю я. — Надеюсь, никто здесь не думает, что эта история — не моего ума дело?