Она прячет лицо в ладонях и начинает громко реветь. Прямо навзрыд. Словно Таня из детского стишка, только большая и грудастая. Вообще не трогает и не волнует. Но немного любопытно, во что она превратиться в следующий раз. Даже нарочно засекаю время до перевоплощения.
Бель кутается в плед, собирает плечи «в кучу», словно хочет собраться в комок. Была бы у нее грудь поменьше — драма была бы лучше, а когда сиськи лезут буквально из всех щелей, то это какая-то порнуха с актрисами третьего сорта, которые думают, что пара глубоких минетов сделают им дорогу в мир большого кино.
— Я плохая мать, — скулить Бель. Очень натурально, до тошноты. — Наташа так же говорила. Что я непутевая, что ничего не умею и все делаю не так, как надо. Она даже сказала, что найдет людей, которые тихо купят у меня ребенка за большие деньги и вывезут заграницу. Но я сказала, что нет, что не смогу жить без своей Елизаветы!
— Хорошо отбивалась? — иронизирую я.
Прямо вижу эту картину: безутешная мать и ее лучшая подруга-сучка.
Она меня, видимо, совсем за дурака держит.
— Что? — не въезжает Бель. — Я сказала, что не отдам Елизавету.
— И после того, как подруга вывалила правду-мать тебе на голову, ты продолжала жить с ней под одной крышей, не опасаясь, что твоего ребенка заберут силой, пока ты будешь «отсыпаться, чтобы не болела головка»?
Бель все же не умница, вроде моей адской козочки, поэтому не умеет соображать со скоростью реактивного двигателя. И точно не очень сильна в тонкостях эмоциональной окраски голоса. Поэтому, пока она пытается понять, что конкретно меня насторожило в ее рассказе, я спускаю ноги со стула и иду открывать дверь, куда как раз настойчиво звонят.
Кому из небожителей я успел так насолить, а?
Почему я еще жив и активно дергаюсь, а стервятники уже слетаются по мою тушу?
На пороге, в полном боевом обмундировании и лицом под стать, стоит Рита.
— Привет, Марик, есть разговор.
Я даже не успеваю «поднять откидной мост», как вражеская кавалерия во главе с Белым генералом вторгается на мою территорию.
Глава тридцать пятая: Вера
Я нарочно ухожу из дома, хоть уверена, что даже Червинский справился бы с покупкой детской мебели. В последнее время он сделал гигантский скачок в моих глазах, и продолжает расти несмотря на то, что я нарочно придавливаю его всем весом своего скептицизма и банального неверия в перевоспитание.
Но мне нужно разобраться. Понять, что я буду чувствовать, пока он там, наедине с готовой к взрыву секс-бомбой. Безразличие? Досаду? Легкий дискомфорт?
А заодно проверить, что он будет делать, когда его будут брать штурмом.
Нисколько не сомневаюсь, что именно этим займется итальянка, как только выйду за порог.
В общем, это все очень странно и не поддается анализу даже моей собственной логики, но, если в двух словах: я хочу его спровоцировать, убедиться, что он — простой бабник, и все попытки представить передо мной в выигрышном свете — лишь удачная маскировка под хорошего парня. А заодно проверить себя. Понять, что у меня ничего нигде не пригорит. И что я не вляпалась ни в какую любовь.
Я честно выхожу из дома, сажусь в машину и говорю водителю Марика, куда меня отвезти.
Честно начинаю листать свой инстаграм и любоваться на всякие рельефные торсы и качков.
Очень честно проезжаю три квартала.
И меня клинит.
Словно на голову падает здоровенная глыба, и мой бедный череп превращается в тибетский колокол на какой-то их самой высокой горе.
— Поворачивай домой, — говорю водителю и для большей убедительности начинаю копошиться в сумке. — Я кошелек забыла, и карты, и вообще… Все забыла.
«Голову ты свою забыла», — подсказывает внутренний циник.
Признаю — очень плохой был план.
Да какой нормальный здоровый самец откажется от прыгающей ему на член бабенки без комплексов, тем более, уже «распробованной».
И то делать, если правда застану их в койке? Думать, что это была слабость или моя слишком удачная провокация, а если бы я была рядом, ничего бы не случилось?
Я выхожу из машины, еще более-менее спокойно поднимаюсь по ступеням, но стоит зайти в подъезд — несусь через ступеньку.
— Ну, Червинский, ну если ты только… — Не буду произносить вслух эту гадость.
Настораживает стойкий и очень удушливый запах духов на площадке. Принюхиваюсь, иду по следу, словно гончая, и на всякий случай уверенно беру сумку двумя руками. Если застукаю — то застукаю, буквально.
Марик дал мне ключи, так что все карты в моих руках.
Открываю, на цыпочках переступаю порог…
— Ты чего крадешься? — громким шепотом спрашивает Марик, который вырастает передо мной, словно призрак — перед должником.
И за его спиной — еще парочка.
Белая и черная.
— Да вот, женишок, решила поохотиться. — Выразительно смотрю на каждого из них.
Марик вытягивается по струнке, невидимыми чернилами подводит глаза боевой индейской раскраской, поднимает руку и басит:
— Удачной охоты, Бешеная лань.
Нет, ну вот как в него не влюбиться?