Обман

Перед тем как уйти, Вера дает мне строгий зарок: присматривать за ребенком и оберегать Лизу от «материнской любви». Но при этом совсем ничего нее говорит о том, чтобы я держал руки при себе или чего-то в таком духе. Никаких собственнических замашек, а ведь тогда в баре с сестрой она чуть не сожгла меня заживо одним только взглядом.

Не женщина, а одно сплошное недоразумение. Странное, нелогичное, жутко сексуальное и абсолютно непонятное. Если бы я был биологом, назвал бы этот вид как-то вроде «Шизофила сколопендриум» и гордился открытием как какой-нибудь заскорузлый аграрий.

Кстати, хорошее название, нужно запомнить. Если когда-нибудь понадобиться использовать против Мольки шоковое оружие успокоения, думаю, это сработает безотказно.

Пока я задумчиво размешиваю давно остывший кофе, в кухне появляется Бель.

Если честно, после посещения ее квартиры, я думал, меня уже ничем не удивить. То есть, когда на моих глазах красотка превратилась в грязнулю — это было чем-то вроде падения шор с глаз. Тех, что еще остались после мощной атаки Мольки. Вообще вчера я понял, что никогда не задумывался о том, что под симпатичной внешностью может скрываться кто угодно. Абсолютно любая личность. Даже неприятная и вообще опасная.

Но когда передо мной во всей красоте появляется сошедшая с олимпа королева, я на всякий случай прикрываю лицо ладонью.

— Что-то не так? — беспокоится Бель, оправляя крохотное полотенце.

Что там можно оправлять — понятия не имею. Я его вообще использую для рук, как она умудрилась в него закутаться? Впрочем, снять снизу и сверху по сантиметру — и как раз хорошее фото для разворота «Плейбоя».

— Нет, просто прикрываю голову, чтобы не схлопотать ударную дозу неземной красоты, — очень даже язвлю я, но у Бель свое мнение на счет моей интонации, потому что она тут же врубает на всю катушку обаяние и кокетство.

Между нами обеденная мраморная столешница — очень удобная и довольно узкая, потому что не предназначена для шумных застолий. Поэтому, когда Бель усаживается напротив, нарочно подтягивая стул так, чтобы сидеть почти ровно по одной линии, мне приходиться заметно отодвинуться.

— Я рада, что мы, наконец, сможем поговорить без твой… знакомой.

— Вера моя невеста, — поправляю я, хоть прекрасно понимаю, что она нарочно выбрала более удобную формулировку.

— Я еще не слишком хорошо разбираюсь в словах, — как бы извиняется Бель, но это что угодно, но только не раскаяние.

Но все же: прямо сейчас она правда выглядит как журнальная обложка: вся такая красивая, ухоженная. Со всех сторон идеальная.

— Хорошо выглядишь, — бросаю я, снова ярко демонстрируя иронию, и снова не попадаю в цель, потому что таким же манером я могу стрелять из пушки по комарам. — Прямо такая метаморфоза за ночь.

— Моя бабушка всегда говорила, что женщину красит сон, — хлопает ресницами Бель, немного наклоняясь вперед, и я замечаю, что узел полотенца на груди начинает медленно послабляться.

Наклоняюсь на стуле, не глядя беру с кухонного диванчика плед и довольно грубо впечатываю его Бель в охапку.

— Ну-ка прикройся, красавица, а то у меня сейчас случиться помутнение рассудка, и я забуду, что ты мать моего гипотетического ребенка.

— Забудешь… и что?

Поверь не могу, что меня так грубо клеят.

Хотя нет, могу. Я же раньше сам был таким: такие же грубые шутки и подкаты, абсолютные шаблоны в поведении. Только то, что безотказно работает, и только с теми, кто на все это ведется. А теперь вот, угораздило побыть с обратной стороны: когда меня принимают за осла и пытаются «поймать на живца». Теперь понятно, почему Молька зверела, когда играл перед ней мускулами, и почему ей хотелось вернуть меня на грешную землю. Если я вел себя хоть в половину так же, как Бель, то это выглядело просто… тупо.

— Рад, что ты выспалась, но может поделишься сакральным смыслом: какого хрена ты сунула в уши затычки, когда рядом маленький ребенок?

А вторым пунктом у меня вопрос, как часто она это делала раньше. И еще прямо подмывает спросит, что она знает о воздержании после родов, потому что даже мне, далекому от этой темы, известно, что лучше бы придержать конец первых четыре-пять недель. А Бель прямо из лифчика выпрыгивает — так ей «чешется». Хоть ни о каком лифчике речь вообще не идет.

— Потому что я должна была выспаться, — меняет тактику Бель, из соблазнительницы превращаясь в несчастную Золушку. Из бабочки в гусеницу, за полсекунды. Жаль не успел достать телефон и снять еще одно чудо природы. — Потому что уже валилась с ног и у меня все путалось в голове. А твоя… знакомая, снова будет меня допрашивать и пытаться оболгать!

— Моя невеста, — уже грубее поправляю я. — Ты вообще в курсе, что когда ребенок плачет, ему что-то нужно? И что пока ты спишь, чтобы у тебя утром было время чистить перья, твоя дочь может задыхаться?

Бель явно понимает, что слишком хватанула с перевоплощением, поэтому снова меняет тактику. Не женщина, хамелеон: трансформируется под любой тип поверхности, под любую ситуацию и настроение.