Обман

– Если уж на то пошло, – разгорячился Уинтерторн, – это она меня домогалась! Она первая начала, а я повел себя как болван! У нас и секса-то в обычном смысле не было… нет, я не то хотел сказать. Я не имел в виду какие-то извращения, а просто до настоящего сношения дело так и не дошло. Вы меня понимаете?

– Не вполне, Джим.

– Хорошо, хорошо, это был оральный секс! – Уинтерторн вскочил на ноги, подошел к окну и уставился на садик – на цветы: бегонии, папоротники, на аккуратную, выложенную округлой галькой дорожку. – Больше ничего не было, и вообще все это не имеет никакого значения, потому что Элиза была мне совершенно безразлична, как, уверен, и я ей. – Он обернулся к нам. – Ей было на меня наплевать. Она выразила это совершенно ясно.

– Каким образом, Джим?

– Когда все закончилось, она вытерла губы, рассмеялась и сказала: «Не принимай близко к сердцу, Джимми. Минутный каприз».

– От таких слов и озвереть недолго.

– Я и был зверски зол, но только на себя самого. Я всегда гордился тем, что мне можно доверять, – и до того дня так оно на самом деле и было. А в тот день я повел себя непростительно, как последний козел. До сих пор не понимаю, как такое могло произойти, но мне-то уж точно после этого ничего от нее не было нужно. Как раз наоборот: я предпочел бы держаться от нее как можно дальше.

– Она застала вас врасплох, Джим?

– Действительно врасплох, черт побери, хотя моего идиотизма это не оправдывает. Знаю, такое скорее можно услышать от женщины, но после того случая я чувствовал себя как в грязи выпачканный.

– От такого чувства тоже недолго озвереть.

– Я ее не убивал! – Уинтерторн изо всех сил шарахнул кулаком по раме, потом принялся раскачиваться на каблуках.

– Джим, почему бы вам не сесть?

– Я постою!

– Хорошо, – согласился Майло, – тогда я сейчас очерчу вам определенный промежуток времени, а вы скажете мне, где были в течение этого промежутка. – И он назвал временны́е рамки, внутри которых предположительно произошло убийство.

Уинтерторн задумался.

– Я был с… нет, слава богу, не с Эмили. С мамой. Мама приболела, а папа был на конференции, поэтому я остался дома. – Он снова повернулся к нам. – Впутывать в это дело Эмили нет никакой необходимости, ведь правда?

– Будем надеяться, Джим.

– Прошу вас. Я не имею никакого отношения к смерти Элизы.

– Хотя вы и почувствовали себя дешевкой по ее вине.

– Всего однажды, – возразил Уинтерторн. – Я заставил себя забыть об этом.

– Многие на вашем месте, наоборот, с удовольствием вспоминали бы этот случай.

– Я не такой, как многие!

– Надо полагать.

– Из этого еще не следует, что я – убийца!

– Вернемся на минутку к тому эпизоду, – перебил его Майло. – В вашей версии Элиза однажды вами воспользовалась, а в ее версии речь идет о продолжительных домогательствах с вашей стороны.

– Это чушь собачья, и я не имею ни малейшего представления, что ей взбрело в голову. В конце концов, почему именно с моей стороны?

– А с чьей же тогда?

Уинтерторн отвел взгляд.

– Я не это хотел сказать.

– А что вы хотели сказать, Джим?

Плечи учителя обмякли.

– Какое-то совершенное безумие! Хелфготт останавливает урок, чтобы меня допрашивали, словно преступника!

– Мы беседуем, Джим.

– Я чувствую себя как на допросе с пристрастием. Просто Гуантанамо!

– Так какими были ваши с Элизой отношения после того «случая»?

– Я избегал ее.

– Потому что ее присутствие вас нервировало?

– Может, в этом причина ее безумных обвинений, а? Она почувствовала себя отвергнутой!

– Попыталась продолжить знакомство и получила от ворот поворот?

– Нет, ничего подобного, я и смотреть-то на нее не смотрел, у нее не было ни единого шанса. Вдруг это ее оскорбило? Да и что мне еще оставалось делать в такой ситуации?

– То, что преподаватели физики не часто пересекаются с учителями английского, было вам на руку, – отметил Майло. – Однако вы не могли не встречаться на общих мероприятиях.

– На каких мероприятиях?

– На общешкольных учительских собраниях, когда каждый может высказать, что у него на душе.

Уинтерторн рассмеялся понимающе, но слишком торопливо. Он явно обрадовался возможности испытать какое-то еще чувство, кроме страха.

– В Академии не проводят подобных собраний. Это слишком… безвкусно.

– Похоже на слово из лексикона доктора Хелфготта, – сказал Майло.

– Так оно и есть.

– Безвкусно, – протянул Стёрджис. – Наверное, это слово можно применить и к убийству.

– Доктор Хелфготт, вероятно, использовал бы слово «постыдно».

– Хм… Ну, хорошо, Джим, мне понадобятся телефон и адрес вашей мамы.

Уинтерторн выпучил глаза.

– Вы шутите?

– Она – ваше алиби.

– Разве я нуждаюсь в алиби?

– Джим, давайте взглянем правде в глаза. Женщина обвинила вас в сексуальных домогательствах, и эта женщина убита.

– Она обвинила меня одного?

– А кого еще она должна была обвинить?

Молчание.

– Если вы что-то знаете, – обратился к нему Майло, – сейчас – самое время сообщить.

Уинтерторн сел и опустил голову.

– Вы хотите, чтобы я копался в чужом белье?

– В подобных делах именно этим и приходится заниматься, Джим.