Обман

– Историю общества – годовой курс, по полгода на девятнадцатый и двадцатый века. Факультативный семинар по городской культуре и короткий суперфакультатив «Бедность и борьба с ней».

– Суперфакультатив?

– Награда для особо старательных учеников, – Хауэр подмигнул. – В виде дополнительных домашних заданий и многостраничных рефератов.

– Похоже, вы изрядно загружены, – констатировал Майло.

– Человек, который любит то, что делает, загружен не бывает – только увлечен.

– Ага… и это относится к сексу с Элизой?

– Совершенно верно, лейтенант. Мы оба были весьма этим увлечены, я бы даже сказал – глубоко вовлечены в процесс.

– И как часто вам с ней случалось быть глубоко вовлеченными?

– При малейшей возможности… Простите, я опять начал болтать языком. Мне все это сильно действует на нервы.

– То, что вы находитесь здесь?

– Нахожусь здесь и обсуждаю с вами смерть Элизы. Которая, надо полагать, была не самой естественной, иначе меня сюда не пригласили бы… Простите мне этот телеологический экскурс.

Майло протянул ему свою карточку.

– Надеюсь, ей не было больно, – Хауэр вздохнул. – Элиза не любила боли.

– Она сама вам это сказала?

– Да, и со всей определенностью: «Я не выношу боли, Рико».

– По какому поводу случился разговор?

Энрико Хауэр положил ногу на ногу. Белые шелковые носки, настолько тонкие, что сквозь них просвечивали смуглые щиколотки, резко контрастировали с черными джинсами.

– Видимо, вы подумали о садомазохизме, что я хотел ей сделать больно в процессе секса… Нет, лейтенант, мы разговаривали уже после коитуса. Элиза повела себя очень по-женски. Многие из них в этот момент заводят разговор о себе.

Заговорщическая улыбка. Майло никак на нее не отреагировал. Хауэр повернулся ко мне, надеясь на отклик, но я сделал вид, что вообще здесь ни при чем.

– Я только хотел сказать, – поспешил исправиться Хауэр, – что Элиза стала рассказывать о своем детстве. Отнюдь не безоблачном.

– То есть?

– Отец ее не любил. Думаю, оттого у Элизы и развилась потребность в заботе и повышенная ранимость. Той ночью она хотела объяснить, что в свое время вырвалась из неблагополучной семейной ситуации и не горит желанием ее повторять. Отсюда и «я не выношу боли». Я вижу в этом маниакальное отрицание, попытку Элизы убедить себя в собственных силах. С другой стороны, желание превозмочь свой негативный опыт – это шаг в правильном направлении, так что я не стал ей перечить.

Хауэр посерьезнел.

– Ей не хватало заботы и ласки. Я бы даже сказал, что поиск ласки был краеугольным камнем в ее сексуальном поведении. Потому-то у меня – мороз по коже при мысли, что кто-то плохо с ней обошелся. Смерть насильственная?

– На данной стадии мы не хотели бы разглашать подробности.

– Понимаю, – Хауэр кивнул. – Вполне разумно.

– Но от вас она видела только ласку?

– Лейтенант, я человек, который стремится делать женщин счастливыми. Чем им приятней, тем и для меня больше удовольствия.

– То есть, если женщина попросит сделать ей больно, вы с радостью подчинитесь?

– В определенных рамках – да, только Элизе такое и в голову не пришло бы.

Майло перевернул страницу своего блокнота. Энрико Хауэр с безмятежной улыбкой смотрел на сад через окно.

– Вам нравится работа в Академии?

– Пока что да.

– Планируете сменить ее?

– Вообще-то я не любитель однообразия. Несколько лет назад доехал на мотоцикле от Сан-Диего до Панамского канала. Вскоре после этого отправился в Мьянму – то есть в Бирму – на сухогрузе. Американцев там не очень-то жалуют, но я благополучно продержался две недели. Изучал обезьян на Гибралтаре. А также мелодии фламенко в Андалузии – не как гитарист, а скорее как историк.

– Значит, рано или поздно можно ожидать, что вы снова сорветесь с места в поисках приключений?

– Жизнь – это одно большое приключение.

– Откуда вы родом? – вступил я в разговор.

– Из страны, где итальянцы говорят по-испански и считают себя немцами. – Улыбка. – Из Аргентины. Но я предпочитаю Америку. Страну неограниченных возможностей.

– Таких, как диссертация по психологии?

– Или должность в мозговом центре крупной корпорации. Или еще десять лет преподавания для талантливых, но несколько закомплексованных старшеклассников. – Хауэр взмахнул рукой. – Никогда не знаешь, где окажешься.

– На какую тему вы планируете диссертацию?

– Я хотел бы достичь высот как психотерапевт.

– По-моему, диссертация предполагает предварительное научное исследование, – заметил я. – Во всяком случае, так говорит мой двоюродный брат; он – тоже психолог.

– Я проведу исследование того, как достичь высот в психотерапии. И напишу главу-другую о влиянии психотерапевтического дискурса на эффективность суггестивного гештальта.

Бессмысленный набор слов; я с важным видом кивнул.

Энрико Хауэр прижал к груди руку, моргнул и воскликнул:

– Бедная, бедная Элиза!

По глубине эмоций кусок пенопласта дал бы ему сто очков вперед.

Майло рассказал про DVD.

Ничто не дрогнуло на лице Хауэра, он не проронил ни слова. Прошло около минуты.

– Это серьезное обвинение, сэр, – прервал молчание Майло. – Вам нечего сказать по этому поводу?