Обман

Ученики постарше, как правило, подъезжали на собственных машинах. Тех, что помладше, подвозили к школе привлекательные женщины с уверенным взглядом или занятого вида мужчины, непрерывно разговаривающие по мобильному, что, к слову, закон запрещает делать за рулем. Сами же подростки на пассажирском сиденье напускали на себя строгий вид. Хотя парнишка, который выглядел серьезнее всех, по возрасту был скорее похож на выпускника. Худой, рыжеволосый, он привалился к двери бронзового «Лексуса», положив подбородок на костлявый кулак и вперив взгляд в бесконечность. За рулем сидела чуть рыжеватая блондинка с пышной прической. При виде нас парнишка вышел из транса и внимательно изучал наши физиономии, пока «Лексус» не проехал мимо.

– Похоже, рыжий-конопатый тебя знает, – отметил я.

– Впервые его вижу. Хотя с мамочкой я действительно знаком.

– Мадам Шеф. И знаменитый Чарли.

Майло только вздохнул.

– Что-то он нерадостно выглядит, – сказал я.

– Тебе бы Его Святейшество в родители…

– Убедил.

– Надеюсь, в Йеле он развеселится. Вступит в хор, будет распевать их дурацкие песенки…

– Откуда ты знаешь про песенки?

– Читаю вечерами про Лигу плюща. Можно сказать, занимаюсь культурной антропологией.

– И что еще ты вычитал?

– Что меня в Йель хрен взяли бы.

Следом подъехал темно-синий «Бентли». Симпатичная чернокожая девочка на переднем сиденье, глядя прямо перед собой, энергично жевала резинку. Ее гигант-отец был в белом спортивном костюме. Несколько лет назад именно ему «Лейкерс»[11] доверяли совершать броски последней надежды перед финальной сиреной почти проигранных матчей.

– Как на другой планете очутился, – пробормотал Майло, потянув себя за щеку. – Ну, Марти, давай уже, покажись!

Последняя машина проехала в восемь сорок два. Мартин Мендоса так и не объявился.

– Вперед, – скомандовал Стёрджис, и мы пешком направились к воротам. Брусчатка под моими подошвами была гладкой, словно ее каждое утро полировали. По обе стороны проезда возвышались монументальные вязы, превращавшие его в подобие тенистой аллеи. Когда мы приблизились к воротам, звук множества юных голосов, доносившийся из-за школьного фасада, наконец-то пробился сквозь непрерывный шелест листьев под утренним бризом. За поворотом открылась будка охранника. От нее нам навстречу спешили двое. Женщина в черном брючном костюме на несколько шагов обогнала здоровяка в хаки.

– А, так это вы, – констатировала директор Мэри-Джейн Ролинс без особых эмоций. – Меня завалили жалобами.

Охранник, оставшийся позади нее, сложил руки на поясе. За шестьдесят, плотный и краснолицый, пристальный взгляд голубых глаз, выдающий отставного полицейского. На ремне – фонарик и рация, кобуры нет. Латунная табличка с именем «Вэлкович». Достаточно смел для того, чтобы подмигнуть нам из-за спины Ролинс.

– Жалобами на что именно, доктор Ролинс? – поинтересовался Майло.

– На двух подозрительных личностей у въезда в школу, – парировала директриса. – Естественно, родители встревожены.

– Впервые в жизни слышу, что меня называют подозрительной личностью.

– Я не вижу в этой ситуации ничего смешного, лейтенант!

– Прошу прощения за доставленные неудобства, доктор. К счастью для вас и для родителей, мы находимся на стороне закона и правопорядка.

Вэлкович ухмыльнулся. Мэри-Джейн Ролинс возразила:

– Мы и так-то живем в трудные времена, а наши ученики еще и потрясены смертью Элизы Фримен… Меньше всего нам хотелось бы доставлять им ненужные волнения перед уроками. Некоторые только-только пришли в себя.

– Пришли в себя – после смерти Элизы?

– Мы провели две панихиды и организовали психологические консультации для нуждающихся. Ученики сильно переживали.

– И многие явились на консультации? – спросил я.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Просто хотел узнать количество учеников.

– Зачем? Чтобы их допросить? Явилось столько, сколько нужно; с учетом всех обстоятельств наши ученики вполне справились со своими чувствами. Во всяком случае, справлялись до тех пор, пока два подозрительных типа…

– Подозрительность предполагает, что нечто совершается втайне, – вмешался Майло. Мы стояли у всех на виду, не прячась, и, на мой взгляд, никто из учеников не выглядел обеспокоенным.

Мэри-Джейн Ролинс потеребила очки, висевшие на цепочке у нее на шее.

– Лейтенант, при всем уважении к остроте вашего взгляда, вы все-таки создали нервозность и стресс. Так что если…

– Вас даже не интересует, зачем мы здесь, доктор Ролинс?

– У меня слишком много забот, чтобы интересоваться чем попало.

Вэлкович демонстративно закатил глаза вверх. Ролинс, что-то почувствовав, резко обернулась, но охранник мгновенно преобразился в неподвижную статую. Впрочем, когда Ролинс снова повернулась к нам, его губы расплылись в довольной ухмылке.

– Мы хотели поговорить с одним из учеников, – сообщил Майло. – Идея заключалась в том, чтобы встретить его еще до школы. Иначе пришлось бы нарушать распорядок Академии.

– С учеником? С кем именно?

– С Мартином Мендосой.

Молчание.

– Он ведь учится в Академии, доктор?

– Что вам от него нужно?

– К сожалению, мы так его и не увидели. Возможно, он пришел раньше остальных?