Обман

А теперь она встала, торопливо пересекла холл и, спустившись в рабочий кабинет кузена, обнаружила его распростертым на полу. Если она уже больше не была твердо уверена ни в чем, то Смерть распознала сразу. Смерть прибыла немного некстати, нелепо подвернув ноги Уильяма к его груди, чем придала ему сходство со спящим ребенком, и закинув его левую руку на глаза. Она знала, что ее кузен никогда не думал о себе как о персонаже книги другого мужчины – тем более женщины, но в данном случае это было неизбежно: она оказалась единственным человеком, кто мог засвидетельствовать его смерть и оплакать его. Она опустилась на колени и взяла его руку. Минуло больше тридцати лет с тех пор, как она последний раз держала его за руку – или опускала ее, так чтобы другой рукой могла бы его приласкать и услышать его благодарный мальчишеский стон. Теперь же это была старческая рука. Ей бросились в глаза две уродливые мозоли – на указательном и безымянном пальцах, коими он сжимал перо. Все в жизни меняется. Все сплошные утраты. Он что, насмехается надо мной, Лиззи?

Как много в жизни разочарований. Всякая попытка пересечь границу, любая высокая цель, которую человек может измыслить себе в этом мире, – все это рано или поздно неминуемо падает к Его стопам и обращается в ничто. Но она не могла с этим смириться: она хотела жить! Хотя всегда знала – с самого детства, – что подобное упование по своей природе не вполне женское и даже, быть может, не богоугодное. Ей хотелось просто жить. Попытаться по-своему жить, на своих условиях, и защищать такие же попытки других – какими бы они ни были бедными, забытыми, униженными и презираемыми! Кто-то живет ради любви, или ради работы, или ради свои детей. Элиза Туше жила ради идеи – свободы. И когда ее время придет, да, когда она сама умрет, очень может быть, в этой вот комнате, она, по крайней мере, спокойно покинет сей мир, зная, что…

И в середине этой безмолвной тирады Элиза вспомнила, что рукопись «Обмана» открыто лежала в ее спальне наверху, на туалетном столике, извлеченная из своего обычного тайника – стопки промокательной бумаги. Ее имя стояло на заглавной странице. Тщеславие, да, – но оно доставляло ей маленькую радость каждый вечер, когда она смотрела на эту страницу перед сном. Список возможных псевдонимов был засунут в букетик засохшей лаванды в правом ящике столика.

Эдвард Трюс

Эдмунд Тернер

Элиот Тависток

Охваченная на мгновение паникой, она пришла в замешательство, что было совсем на нее не похоже: поднялась на ноги, встала на колени, снова поднялась. Но почему? Уильяма больше не было. Ее дорогого Уильяма. Единственного на свете человека, кто ее по-настоящему знал, и поэтому единственного, от кого только и можно было утаивать свои секреты. Она опять встала на колени. И в последний раз взглянула на нежные чувственные губы, все еще розовые, как у херувима, хотя и обрамленные седоватой козлиной бородкой. Комнату наполнил звериный вопль – похожий на визг лисы. Она сунула кулак поглубже в рот в попытке сдержать вопль. Единственный на свете человек, кто ее по-настоящему знал? Она услыхала шаги на лестнице. Она постаралась вытереть слезы носовым платком, села на пол, поджав ноги, и сплела пальцы. Старые трюки. Но они больше не срабатывали. Как она могла прожить так долго, размышлять так усиленно – и так мало что понимать в жизни! Что же это за невыносимое чувство? Любовь? Она так долго отгоняла его от себя, что даже позабыла, как это больно на самом деле.

Оглядев себя, она увидела, что слезами замочила воротничок платья. Сейчас дверь отворится. У нее осталось несколько мгновений, чтобы вновь принять привычную позу Брони: опечаленной смертью любимого кузена, конечно, но уже озабоченной практическими делами вроде завещания. И чей это теперь был дом? Кому достанутся все эти книги, этот письменный стол, эти перья? Кто будет писать в этом кабинете? Она отодвинула его руку, лежавшую на глазах, и с ужасом увидела, что его глаза широко раскрыты. Мой Уильям! Казалось, он смотрел в упор на склонившуюся над ним плачущую женщину, и его лоб был нахмурен, выражая нежный озадаченный интерес и словно прикидывая, какой бы из нее вышел персонаж:

Секреты миссис Туше, в конечном счете, остались неразгаданными.

Послесловие

Уильям Гаррисон Эйнсворт умер в 1882 году в возрасте семидесяти шести лет и похоронен на кладбище Всех Святых в Кенсал-Райзе, недалеко от своих старых друзей, знакомых и недругов – включая Джорджа Крукшенка. При жизни он опубликовал сорок один роман, многие из его книг имели бешеный успех у читателей (по продажам «Джек Шеппард» обогнал «Оливера Твиста»). Ни одна из его книг больше не издается.