Обман

Ажар, сообщив Кумару его права, встал и отошел от стула, на котором сидел задержанный. Но даже это не успокоило молодого человека. Кумар снова принял прежнюю позу и упер подбородок в плотно сжатые кулаки. С его лица капал пот. Его тонкая рубашка прилипла к костлявому телу. Барбара заметила, что на нем нет носков; из-под черных брюк торчали голые лодыжки, а там, где их касались кромки дешевых туфель, на коже виднелись потертости. Ажар долго смотрел на него изучающим взглядом, а потом, повернувшись к Барбаре и Эмили, сказал:

– Вы бы поступили правильно, пригласив врача осмотреть его. В настоящее время он явно не в состоянии принять обоснованного решения о том, нужен ли ему адвокат.

– Благодарю, – ответила Эмили тоном, который, даже с большой натяжкой, нельзя было бы назвать вежливым. – Вы отметили тот факт, что на его теле нет синяков и кровоподтеков. Вы видите, что при нем находится сотрудник полиции, обеспечивающий его безопасность. И как вы только что убедились, он полностью осведомлен о своих правах. Теперь…

– Этого мы не будем знать до тех пор, пока он не заявит, что хочет ими воспользоваться, – перебил ее Муханнад.

– …сержант Хейверс расскажет вам о последнем этапе расследования, после чего вы покинете управление. – Эмили, показав всем своим видом, что не обратила внимания на замечание Муханнада, договорила фразу четко и твердо. Она повернулась к двери, которую дежурный полицейский предупредительно распахнул перед ней.

– Одну минуту, инспектор, – раздался негромкий голос Ажара. – Если вы не можете предъявить этому человеку обвинения, вы можете держать его под стражей в течение двадцати четырех часов, и не более. Я хочу, чтобы он об этом знал.

– Скажите ему это, – ответила Эмили.

Ажар сказал. Судя по виду Кумара, большого облегчения ему эта новость не принесла; правда, сейчас он выглядел иначе, чем в тот момент, когда они вошли в комнату.

– Скажи ему также, – опять вмешался Муханнад, – что люди из «Джама» придут в управление полиции, заберут его отсюда и проводят до дому по истечении этих двадцати четырех часов. А… – он многозначительно посмотрел на сотрудников полиции, – эти офицеры пусть найдут вескую причину для задержания, если к этому времени не освободят его.

Ажар вопросительно посмотрел на Эмили, либо ожидая ее реакции, либо спрашивая разрешения передать Кумару то, что сказал его кузен. Эмили отрывисто кивнула головой. В потоке незнакомых слов, с которыми Ажар обратился к Кумару, они расслышали слово «Джама».

Уже выйдя в коридор, Эмили высказала свои заключительные комментарии Муханнаду Малику.

– Я полагаю, вы передадите всем интересующимся сторонам информацию о том, что мистер Кумар пребывает в хорошем состоянии.

Смысл ее фразы был очевиден: она выполнила свои обязательства и ожидает от него того же.

С этими словами она ушла, оставив Барбару с пакистанцами.

Когда Эмили шла по коридору первого этажа и внутри у нее все кипело от того, что на встрече с Фахдом Кумаром пакистанцы одержали верх, она услышала новость: начальник полиции Фергюсон ждет ее на телефоне. Белинда Уорнер сообщила ей это как раз в тот момент, когда Эмили взялась за ручку двери в туалет.

– Меня нет, – не оборачиваясь, крикнула она.

– Инспектор, после двух часов дня это уже четвертый звонок, – сообщила Белинда. В ее голосе чувствовались сестринская теплота и симпатия.

– Да? Хоть бы кто-нибудь догадался удалить клавишу повторного набора номера на его телефоне… Я сама позвоню ему в свое время.

– Так что мне сказать ему? Он знает, что вы в управлении. В приемной ему сказали.

Лояльность работников приемной, а точнее, их угодливость перед начальством безграничны, подумалось Эмили.

– Скажите ему, что я работаю с подозреваемым и могу либо допрашивать его, либо тратить время на пререкания со своим начальником, у которого на плечах задница.

С этими словами Барлоу нажала на ручку двери и вошла в туалет. Подойдя к раковине, она открыла воду, вытащила из висящей на стене обоймы шесть полотенец и сунула их под кран. Когда они насквозь промокли, она выхватила их из-под струи и поочередно приложила к шее, к груди, к рукам на локтевых сгибах, ко лбу и к щекам.

Господи, думала она, как я ненавижу этого проклятого азиата. Эмили возненавидела его с самого первого момента их встречи, когда он был еще подростком, надеждой своих родителей на будущее, войдя в которое он мгновенно преуспеет. В то время, как всем в мире надо завоевывать свое место в жизни, Муханнаду Малику все подносилось на блюдечке. Но понимал ли он это? Был ли он способен поблагодарить за это хотя бы слабым благодарственным кивком? Конечно, нет. Потому что люди, которым все в жизни преподносится на голубом блюдечке, не обладают перспективным зрением, которое могло бы дать понять, как чертовски им везет.