– Юмн? – переспросил Ажар. В его голосе слышалось смятение. – Барбара, как такое может быть?
Барбара объяснила как. Юмн, должно быть, следила за Хайтамом, но делала это втайне ото всех в семействе Маликов. Она выходила на дело в
– Мы с самого начала допускали возможность того, что это могла сделать женщина, – продолжала Барбара. – Единственное, что мы просмотрели, так это то, что у Юмн был мотив и были возможности выполнить спланированное преступление.
– Но зачем ей понадобилось убивать Хайтама Кураши? – спросил Ажар.
Барбара объяснила и это. Но когда она подробно излагала ему свою теорию о том, что Юмн необходимо было избавиться от Кураши для того, чтобы и дальше держать Сале в своем подчинении, на лице Ажара появилось выражение явного сомнения. Он зажег сигарету, раскурил ее, посмотрел на горящий конец, после чего заговорил.
– Вы считаете, что это послужит основанием для заведения уголовного дела против Юмн? – настороженно спросил он.
– А показания членов семьи? Она ведь уходила в ту ночь из дома, Ажар. И она уверяла, что была наверху с Муханнадом, а тот был в это время далеко от дома, в Колчестере, и это, кстати говоря, подтвержденный факт.
– Но для хорошего адвоката показания членов семьи – не такое уж серьезное обстоятельство. Их можно отмести, сославшись на путаницу с днями, с датами; на неприязненные отношения к невестке с трудным характером; на желание семьи прикрыть того, кого защита, возможно, сочтет реальным убийцей: человека, который держит сейчас путь в Европу. Даже если Муханнад будет выслан в эту страну в соответствии с предъявленным обвинением в махинациях с контрабандой, то срок отсидки по этим статьям короче, чем за предумышленное убийство. Так или примерно так может повернуть процесс защита, исходя из того, что у Маликов есть причина переложить вину Муханнада на кого-то другого.
– Но они тем не менее изгнали его из семьи.
– Так и должно быть, – согласился Ажар. – Но разве присяжные-европейцы осознают, какую важность факт изгнания из семьи имеет для азиата?
Он посмотрел на нее открытым, откровенным взглядом. В его словах было явное приглашение на исповедь. Теперь наступило время, когда они могли поговорить о его делах: как все началось и чем все кончилось. Барбара узнала о его жене в Хаунслоу, о двух детях, оставшихся с ней. Она узнала о том, как он встретил мать Хадии; узнала о тех силах, заставивших его променять жизнь в семье на любовь женщины, о которой ему и думать-то было запрещено.
Ей вспомнилось когда-то прочитанное объяснение одного кинорежиссера, уставшего от тягомотины семейной жизни, который объяснял свой уход от жены, с которой прожил невесть сколько лет, к девушке на тридцать лет моложе его: «Сердце хочет того, что хочет сердце». Но Барбара уже тогда засомневалась, именно ли этого в действительности хотелось сердцу, да и было ли это вообще продиктовано с сердцем.
Если бы Ажар не следовал зову сердца – или не действовал бы по команде другого органа тела, – то Халида Хадия не появилась бы на свет. А это, должно быть, сделало его внезапную влюбленность и уход от того, что дала ему прежняя любовь, вдвойне трагичной. Так что Ажар, вероятнее всего, поступил правильно, поддавшись страсти и позабыв о долге. Но кому об этом судить?
– Она не вернется обратно из Канады? – решилась спросить Барбара. – Если вообще она уезжала в Канаду.
– Нет, она не вернется, – сокрушенно согласился Ажар.
– Так, может быть, сказать об этом Хадии? Зачем обнадеживать девочку?
– Да ведь я и сам себя обнадеживаю. Ведь когда влюбляешься, то кажется, что все возможно между двумя людьми, несмотря на различие их темпераментов и культур, к которым они принадлежат. Потому что – а так бывает в большинстве случаев – надежда, это такое чувство, которое угасает и умирает последним.
– Вы тоскуете по ней. – Барбара констатировала факт, безошибочно различимый под внешней спокойной оболочкой.
– Постоянно, каждое мгновение моей жизни. Но это со временем пройдет. Все проходит.