Обман

– Нет, Юмн. Все было не так. – Сале говорила медленно, тщательно подбирая слова, словно не выпускала их в воздух, а ставила на тонкую ледяную пластинку, стараясь ни в коем случае ее не повредить. Она, казалось, отдавала себе отчет в том, что именно значит каждое сказанное ею слово. – Муни здесь не было. Его не было в доме. И… – Она заколебалась. Ее лицо стало решительным, будто она поняла суть того, что намеревалась сказать, и полностью осознала, что ее слова круто изменят жизнь двух ни в чем не повинных мальчиков. – И никого из вас не было. Тебя ведь тоже не было дома.

– Я была дома! – потеряв контроль над собой, закричала Юмн. – Да как ты смеешь говорить, что меня не было! Что ты задумала, дура?

– Анасу приснился страшный сон, – сказала Сале. – Я пошла к нему. Он кричал, Бишр проснулся и тоже начал плакать. Я подумала, а где же Юмн? Почему она не подошла к мальчикам? Как она может так крепко спать и не слышать того, что происходит в комнате рядом? Я даже подумала, что ты попросту поленилась встать с постели. Но ведь прежде ты никогда не ленилась, когда дело касалось детей. Никогда такого с тобой не было.

– Нахалка! – Юмн вскочила на ноги. – Я еще раз требую от тебя подтверждения того, что я была дома. Я жена твоего брата! Я требую, чтобы ты мне подчинялась. Я приказываю тебе сказать это им.

Так вот в чем дело, поняла Барбара. Вот и мотив. Глубоко закопанный в национальной традиции, о которой она знала так мало, что сначала попросту просмотрела его. Но сейчас все поняла. И увидела, как он вырабатывает ту самую неукротимую энергию в мозгу женщины, которой нечего предъявить своим новым родственникам по мужу, кроме увесистого приданого и способности к продолжению рода. Поразмыслив немного, Барбара сказала:

– А ведь Сале не должна была подчиняться вам после вступления в брак с Кураши, так ведь? Но это вас, Юмн, не устраивало. Подчиняться мужу, подчиняться свекрови, подчиняться всем, а в свое время – и вашим собственным сыновьям.

Юмн не сдавалась.

– Сус, – она умоляюще посмотрела на Вардах, потом на Акрама. – Абби. – Затем устремила просящий взгляд на них обоих: – Я же мать ваших внуков.

Лицо Акрама было непроницаемым; казалось, он замкнулся в себе, замкнулся ото всех и от всего. Барбара почувствовала, как по спине у нее прошел холодок; она поняла, что именно в этот момент Юмн попросту перестала существовать в сознании своего свекра.

Вардах взяла в руки вышивание. Сале склонилась к кофейному столику, раскрыла альбом с фотографиями и вырезала Юмн из первого фото. Никто не проронил ни слова, когда кусочек бумаги с ее изображением, вырезанный из семейной фотографии, упал на ковер у ног Сале.

– Я… – Юмн задыхалась и не находила слов. – Я мать… – Она не могла говорить. Обвела глазами всех. Но никто не пожелал встретиться с ней взглядами. – Сыновья Муханнада, – с усилием выдавила она. – Вы еще поймете. Вы сделаете все так, как я говорю.

Эмили отошла от окна, приблизилась к Юмн и взяла ее за руку.

– Одевайтесь, – сказала она.

Когда Эмили вела ее к двери, Юмн вдруг остановилась и посмотрела через плечо назад.

– Шлюха, – злобно произнесла она, обращаясь к Сале. – В своей комнате. На своей постели. Я же все слышала, Сале. Я знаю, кто ты есть на самом деле.

Барбара с любопытством посмотрела на Сале, потом на ее родителей. Задержав дыхание, она ожидала их реакции. Но по их лицам поняла, что они не обратили никакого внимания на обвинение Юмн. Ведь та, в конечном счете, была для них женщиной, однажды их обманувшей, которой ничего не стоит обмануть их снова.

Глава 28

Уже за полночь Барбара добралась наконец до отеля «Пепелище». Она была измученной и усталой, но не до такой степени, чтобы не заметить благословенное дуновение бриза со стороны моря. Вылезая из машины, она почувствовала его прохладу на щеках, на лице, сведенном гримасой боли, идущей от грудной клетки, сигнализирующей ей о том, что она совсем позабыла о своих еще не заживших ребрах. Некоторое время Барбара стояла на парковке, вдыхая соленый воздух, надеясь, что его целебные свойства ускорят процесс ее выздоровления.

В ореоле серебряного света над одним из фонарей Хейверс увидела первые клочки тумана – такие долгожданные, – достигшие, наконец, берега. Аллилуйя, пропела она про себя, глядя на эти тоненькие завитки. Еще никогда Барбара с таким горячим желанием не ждала перехода погоды к типично унылому и сырому английскому лету.

Взяв с сиденья свой заплечный рюкзачок, сержант направилась к двери в отель. По окончании расследования она чувствовала на душе тяжесть, несмотря на то – а возможно, как раз из-за того, – что поспособствовала его завершению. Однако ей не надо было прилагать больших усилий к тому, чтобы разглядеть причину этой душевной тяжести. А ведь причину эту Барбара не только видела собственными глазами, но и изрядно наслышалась о ней.