Она принялась вытаскивать из-под прилавка приспособления для демонстрации ювелирных украшений. Эти приспособления – искусно сделанные и до блеска отполированные карликовые деревья – и сами могли сойти за произведения искусства. На них навешивались сережки, бусы, мониста из звонких монет, которые Конни сперва клала на прилавок, а потом ловко размещала на ветках, придавая своим изделиям самый привлекательный вид. Она работала так самозабвенно и заразительно, что Барбара невольно подивилось той внимательности, с которой Конни относилась к товарам – ведь было обычное утро обычного дня, – и даже появление в магазине полиции не вызвало у его хозяйки никакой нервозности.
Барбара положила счет на прилавок возле одного из деревьев с ветвями, усыпанными сережками.
– Миссис… Конни, – сразу же исправилась она, – это чек вашего магазина, верно?
Конни взяла чек с прилавка.
– Да, раз сверху написано «Рекон», значит, наш, – подтвердила хозяйка магазина.
– А вы не можете сказать мне, на какую покупку был оформлен этот чек? И что значит фраза: «Жизнь начинается сейчас»?.
– Минуточку. – Конни отошла в угол магазина, где стоял напольный качающийся вентилятор. Она включила его, и Барбара с облегчением отметила, что, в отличие от вентилятора в офисе Эмили, этот работал так, как и должно работать устройство подобного типа. Конни настроила вентилятор на работу в среднем режиме.
Хозяйка положила чек на сейф, где лежала черная тетрадь. На ее обложке золотом было вытеснено «РЕКОН. ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ». Конни открыла тетрадь.
– АК – это инициалы художника, – объяснила она Барбаре. – Таким образом мы обозначаем каждое изделие. Это изделие изготовлено Алоисиусом Кеннеди из Нортумберленда. У него я беру немного изделий на продажу, поскольку они несколько превосходят ценовой уровень, которому мы стремимся следовать здесь, в Балфоре. Но это… – Лизнув указательный палец, она перелистнула несколько страниц. Длинным, накрашенным в цвет волос ногтем она провела сверху вниз по строчкам страницы. – Ага, 162 – это номер по ведомости. Да… вот он. Это застегивающийся браслет на запястье. О, это отличное изделие. У меня нет точно таких, но… – Она повернулась к витринам. – Если хотите, я могу показать вам похожий браслет.
– А что значит «Жизнь начинается сейчас»? – спросила Барбара. – Что она может означать?
– Здравый смысл, я думаю, – ответила Конни и засмеялась несколько натянутым смехом над собственной незлой шуткой, обнажая белые и маленькие, как у ребенка зубы. – Мы можем, если хотите, спросить Рейчел. Это ее почерк. – Она приоткрыла дверь в подсобку и позвала: – Рейч, милочка, к нам в магазин пожаловала инспектор Скотленд-Ярда и у нее есть вопросы по твоему чеку. Принеси мне что-нибудь из вещей Кеннеди. – Улыбнувшись Барбаре, она пояснила: – Рейчел. Это моя дочь.
– Слог
– Какая вы догадливая, – с изумлением подтвердила Конни.
Из-за двери, ведущей в подсобку, послышался звук шагов по деревянному полу, и почти сразу в проеме двери появилась молодая женщина. Ее лицо оставалось в тени, отбрасываемой шторами; в руках она держала коробку.
– Я разбирала поступления из Девона. В этот раз – изделия из ракушек. Она согласовала это с тобой? – сказала дочь, обращаясь к матери.
– Да что ты? Разве ты не растолковала этой женщине, что мы продаем?.. Рейчел, эта дама из Скотленд-Ярда.
Рейчел сделала чуть заметный шаг вперед, но для Барбары этого было вполне достаточно, чтобы увидеть, насколько мать и дочь не похожи друг на друга. Несмотря на свои неестественно огненные волосы, Конни выглядела симпатичной женщиной; у нее были правильные черты лица, гладкая без изъянов кожа, длинные ресницы, небольшой, изящно очерченный рот. В отличие от матери, дочь выглядела так, будто кто-то наспех слепил ее из отходов, оставшихся после создания пяти или шести человеческих индивидуумов отталкивающего вида.
Ее глаза были расставлены неестественно широко; к тому же веко одного из них почти закрывало глазное яблоко, как это бывает у паралитиков. Вместо подбородка был маленький вздыбленный бугорок под нижней губой, почти сливающийся с шеей. На том месте, где полагалось быть носу, не было практически ничего. Вместо носа был некий эфемерный образ, создаваемый отражением света от искусно нанесенного макияжа; хотя он и имел форму носа, переносица была едва заметна, отчего весь нос казался вдавленным и выглядел так, будто кто-то надавил большим пальцем на только что вылепленное из глины лицо.
Барбара не знала, как смотреть на эту молодую женщину, чтобы не причинить ей обиды. Она напрягла ум, силясь вспомнить, как людям с уродливой внешностью комфортнее всего общаться с другими: разглядывание исподтишка их обижает, но пристальный взгляд куда-то в сторону, мимо лица, при разговоре с несчастным обладателем отталкивающей внешности кажется еще более жестоким.