Обманщик и его маскарад

Эти слова были произнесены человеком весьма эксцентричного вида, похожим на медведя. Он носил косматый спенсер из ткани под названием «медвежья шкура»,[109] высокую енотовую шапку с длинным пушистым хвостом, свисавшим сзади, имел тяжелый небритый подбородок и держал в руке двустволку, – одним словом, настоящий траппер из Миссури, ведущий спартанский образ жизни с не менее суровыми и сдержанными спартанскими манерами и суждения. Однако, как показывает дальнейший ход событий, он обладал соответствующей спартанской философией и книжными познаниями, а не только знакомством с охотой и умением жить в диком лесу.

Должно быть, он подслушал часть беседы между скрягой и травником, ибо сразу же после ухода доктора обратился к его собеседнику, стоявшему у подножия лестницы и прислонившемуся к перилам.

– Вы не думаете, что лекарство вылечит меня? – прокашлял скряга в ответ. – Но почему? Это натуральные, чистые травы, которые оказывают целебное действие.

– Вы думаете, если что-то происходит от природы, то это всегда хорошо. Но откуда взялся ваш кашель? Не от природы ли?

– Но вы же не думаете, что благословенная Природа вредит человеческому организму?

– Природа – это добрая королева Бесс.[110] Но тогда откуда берется холера?

– Но травы, травы, травы… они целебны?

– Что такое смертоносная белладонна, как не трава?

– Ох, тяжко слышать, как христианин поносит природу и ее целебные свойства… кха, кха! Разве больных не посылают на природу, где растут вольные травы?

– Да, и поэты посылают больной дух на зеленые пастбища, словно охромевшую лошадь, которую выпускают пастись без подков, чтобы нагуляла копыта. Поэты, своего рода травники, рекомендуют природу как лучшее лекарство для больного сердца и больных легких. Но кто заморозил до смерти моего погонщика в прерии? И кто превратил в идиота Дикого Питера?[111]

– То есть, вы не доверяете травникам?

– Травникам? Помню одного худого травника, которого я видел лежавшим на больничной койке в Мобайле. Один из врачей делал обход, и когда увидел, кто там лежит, сказал с профессиональным торжеством: «Ах, доктор Грин, ваши травы не смогли вам помочь. Настало время для нас и для лечения ртутными препаратами. О, природа и ее травы!»

– Кажется, я слышал что-то о травах и травниках? – произнес мелодичный голос, приближавшийся к ним.

Это был никто иной, как наш травник, проходивший мимо с дорожным мешком в руках.

– Прошу прощения, – обратился он к уроженцу Миссури. – но, если я правильно понял ваши слова, вы не испытываете доверия к природе, – а это, по моему мнению, распространяет дух недоверия слишком далеко.

– И кто это такой возвышенный и безукоризненный? – охотник развернулся на месте и с циничным видом щелкнул затвором ружья, изогнув бровь и самодовольно прищурившись.

– Тот, кто доверяет природе, питает доверие к людям и имеет некоторую скромную веру в свои силы.

– Это ваш символ веры, не так ли? Доверие к людям, да? Скажите, как вы думаете, кого больше на свете: глупцов или жуликов?

– Поскольку я почти не встречался с теми или другими, то затрудняюсь с ответом.

– Тогда я отвечу за вас. Глупцов гораздо больше.

– Почему вы так думаете?

– По той же причине по которой на свете больше овса, чем лошадей. Разве жулики не пережевывают глупцов так же, как лошади хрумкают овес?

– Да вы шутник, сэр. Я могу оценить хорошую шутку, – ха-ха-ха!

– Я вполне серьезен.

– Если вы с серьезным видом отпускаете экстравагантные шутки, то просто паясничаете. Жулики жуют глупцов, как лошади овес, – в самом деле, как смешно! Думаю, теперь я вас понимаю, сэр. С моей стороны было глупостью серьезно воспринимать ваши шутливые замечания о недоверии к природе. На самом деле, вы доверяете ей точно так же, как и я.

– Я доверяю природе? Я? Могу повторить: нет ничего более коварного и недостойного доверия, чем природа. Однажды я потерял из-за нее десять тысяч долларов. Природа присвоила себе мои деньги, когда сбежала с этой суммой в виде моей недвижимой собственности. Моя приречная плантация была целиком смыта из-за внезапного перемещения русла реки во время паводка; десять тысяч долларов плодородной аллювиальной земли унеслись вместе с водой.

– Но разве у вас не было уверенности в том, что почва вернется по прошествии многих дней?[112] А вы, мой достопочтенный друг, – он посмотрел на старого скрягу, – вы еще не дошли до вашей койки? Прошу, если вы хотите остаться на ногах, не опирайтесь на эти перила; лучше возьмите меня за руку.

Предложение было принято, и старый скряга прислонился к травнику с доверчивым, почти братским видом, как менее сильный сиамский близнец опирался на другого.[113]

Уроженец Миссури рассматривал их в молчании, которое было прервано травником.

– У вас удивленный вид, сэр. Это потому, что я открыто взял под защиту несчастного больного? Но я не стыжусь откровенности, какой бы она ни была.

– Послушайте, вы, – сказал миссуриец после задумчивой паузы. – Вы чудной парень. Прямо не знаю, что и думать о вас. Но в целом вы напоминаете мне последнего паренька, которого я держал у себя на ферме.