– Я стараюсь изо всех сил, – отозвался космополит в невозмутимо-дружелюбном тоне. – Совсем недавно мы говорили о Писсаро, золоте и Перу. Несомненно, вы помните, что когда этот испанец впервые посетил сокровищницу Атауальпы и увидел множество золотых слитков, нагроможденных со всех сторон, словно старые бочки, небрежно разбросанные на дворе у пивовара, бедный малый испытал опасение, или же недоверие к подлинности такого невообразимого изобилия. Он принялся простукивать блестящие вазы костяшками пальцев. Но все это было золото, чистое золото, настоящее золото, как чеканка монетного двора у него на родине. Именно в таком духе скудные умы, которые, из-за своей неискренности, не имеют веры в человечество, считают иллюзорной будущую эпоху доброжелательности. В своем роде, это мелкие Писсаро; благородство человеческого добродушия вызывает у них недоверие.
– Но мы-то с вами доверяем друг другу! – вскричал его собеседник. – Наполним бокалы!
– Превосходное разделение труда, – улыбнулся космополит. – Я выпиваю почти все, что мне наливают, а вы твердите о доброжелательности. Вы обладаете способностями настоящего политика. А теперь, друг мой, – с необыкновенно серьезным видом, предваряющим нечто важно и представляющим личный интерес, – как вам известно, вино растворяет тревоги…
– …И обнажает сердца! – торжествующе заключил Чарли. – Любое сердце сковано льдом, пока вино не растопит его, и нежные всходы откровений и секретов не появляются на заснеженном берегу, словно незримые драгоценности, ожидающие весеннего тепла!
– Именно так, мой дорогой Чарли, и сейчас я собираюсь раскрыть один из моих маленьких секретов.
– Ага! Что же это?
– Не будьте так поспешны, мой друг. Позвольте объяснить. Как вы можете видеть, я человек, не перегруженный обещаниями. Если я произвожу обратное впечатление, причина в том, что вы, со всем добросердечием, и особенно с благородной решимостью при обосновании вашего доброго мнения о людях, – вы дали понять, что никогда не предстанете лжецом перед другим человеком, особенно при возмущении гнусным советом Полония, вы… вы… – эти слова были произнесены в крайнем замешательстве, – даже не знаю, как выразить то, что я имею в виду, если не добавлю, что ваш цельный характер побуждает меня довериться благородству вашей натуры… Иными словами, готовы ли оказать мне доверие, ваше щедрое доверие?
– Понятно, понятно, – с обостренным интересом. – Вы хотите поведать мне нечто важное. Что это, Фрэнк? Любовный роман?
– Нет, нет.
– Тогда что же, мой
– Ну, ладно, – сказал космополит. – Дело в том, что мне срочно нужны деньги.
Глава 31. Метаморфоза, более очевидная, чем у Овидия[219]
– Срочно нужны деньги? – Чарли оттолкнул свой стол, как от внезапно открывшейся западни или от жерла вулкана.
– Да, – простодушно согласился космополит. – И вы одолжите мне пятьдесят долларов. Я почти сожалею, что мне не нужно еще больше, ради вашего блага. Да, мой дорогой Чарли: исключительно ради вашего блага, ибо что может быть лучшим проявлением вашей доброты и душевного благородства. Друг мой Чарли…
– Больше никаких «дорогих Чарли»! – вскричал тот. Он вскочил на ноги и принялся застегивать пиджак, как будто собирался отправиться в долгий путь.
– Но почему, почему? – страдальчески вымолвил космополит, глада на него.
– Никаких «почему, почему»! – он лягнул воздух, подтверждая серьезность своих намерений. – Катитесь к дьяволу, сэр! Мошенник, попрошайка! Я еще никогда так не обманывался в человеке!
Глава 32. Показывающая, что эпоха волшебства и волшебников еще не закончилась
Произнеся, – или, скорее, прошипев эти слова, – собутыльник претерпел необыкновенную перемену, напоминающую волшебное превращение из сказки. Из прежнего материала возникло новое существо. Кадм превратился в змею.[220]
Космополит встал, и следы былого дружелюбия исчезли с его лица. Он внимательно посмотрел на своего преобразившегося друга, а потом достал десть полуорлов[221]
из кармана, разложил их вокруг него; помахивая своей длинной трубкой с видом некроманта, подчеркнутым его экстравагантным нарядом, он сопровождал каждый взмах бормотанием каббалистических формул.Стоявший посреди магического круга вдруг замер в моментальном экстазе, словно колдун, который ощущает успешное действие своего заклинания: застывшая поза, оцепеневший взгляд, легкое помахивание жезлом над десятью неодолимыми талисманами, разложенными на полу.
– Вернись, вернись, вернись, о мой бывший друг! Замени этот безобразный призрак твоей благословенной формой, и путь знаком твоего возвращения будут слова «Мой дорогой Фрэнк».