Обманщик и его маскарад

– Шарлемон был молодым торговцем французского происхождения, жившим в Сент-Луисе; он не был обделен рассудительностью и обладал таким неподдельным и располагающим к себе добросердечием, какое редко встречается среди молодых холостяков, иногда в сочетании с элегантной бесшабашностью и легким остроумием. Разумеется, все им восхищались и любили его, как в мужском обществе принято относиться к блестящим сверстникам. Однако на двадцать девятом году жизни с ним произошло необычная перемена. Как человек может поседеть за одну ночь, так Шарлемон за одну ночь превратился из общительного и любезного юноши в замкнутого брюзгу. Он перестал здороваться со своими знакомыми и решительно, беззастенчиво, даже ожесточенно прервал отношения с близкими друзьями.

Одни, столкнувшись с его новым поведением, возмущались и отвечали на его презрительные слова с такой же презрительностью; другие, потрясенные этой переменой, но сохранявшие дружеские чувства, великодушно пропускали мимо ушей его оскорбления и умоляли объяснить, что за тайное бедствие постигшее его, так странно изменило его характер. Но Шарлемон в равной мере отворачивался от презрения и от дружеского участия.

Вскоре после этого, ко всеобщему изумлению, торговец Шарлемон был объявлен банкротом. В тот же день он уехал из города, но лишь после того как передал свое имущество в руки доверенных представителей для разбирательства с кредиторами.

Никто не имел понятия, куда он пропал. Со временем, когда он нем ничего не было слышно, люди предположили, что он покончил с собой. Это предположение, несомненно, было основано на перемене, произошедшей за несколько месяцев до его банкротства; такую перемену можно было отнести лишь к умственному расстройству.

Прошли годы. И вот однажды, ярким весенним утром, Шарлемон появился в одной из кофеен Сент-Луиса: оживленный, вежливый, любезный, общительный и одетый с шикарной элегантностью. Он не только остался в живых, но и стал прежним человеком. При встрече со старыми знакомыми он первым делал шаги к примирению, причем в такой манере, что ему невозможно было отказать на полпути. Другим старинным друзьям, с которыми ему не довелось встретиться в первый день, он нанес личные визиты, оставил свою визитку с извинениями и комплиментами, либо прислал подарки в виде дичи или корзинки с вином.

Говорят, что иногда общество не прощает былые обиды, но с Шарлемоном все было по-другому. Люди ощущают возвращение любви к человеку, который проявляет ее. В городе начались вопросительные шепотки о том, каким образом, спустя долгое время после его банкротства, кошелек Шарлемона волшебным образом снова пополнился. Распространители слухов, у которых всегда имелись готовые ответы, утверждали, что он провел девять лет во французском Марселе, где приобрел второе состояние и вернулся в родной город ради восстановления старых дружеских связей.

Несмотря на прошедшие годы, вернувшийся скиталец оставался тем же человеком; вернее, благодаря своим благородным качествам, он вырос, подобно золотистому маису под ласковым солнцем доброго мнения о нем. Но оставалось скрытое недоумение, что было причиной перемены, благодаря которой он теперь, как и много лет назад, обладал все тем же состоянием, теми же друзьями и прежней популярностью. Однако некто и не помышлял спрашивать его об этом.

Наконец, после ужина в его доме, когда все гости, кроме одного, постепенно разошлись, этот оставшийся старинный знакомый, находившийся под воздействием вина, отогнавшего страх перед обращением к деликатной теме, в скорее откровенной, нежели тактичной манере попросил хозяина объяснить загадку его жизни. Глубока меланхолия омрачила прежде добродушное лицо Шарлемона. Несколько секунд он просидел в нерешительном молчании, а потом, пододвинув к гостю полный графин, сдавленно произнес: «Нет, нет! Когда со временем, любовью и заботой над могилой распускаются цветы, кому захочется раскапывать ее лишь для того, чтобы узнать тайну? Только вино знает ответ».

Когда оба бокала были наполнены, Шарлемон взял свой, поднял его и медленно добавил: «Если когда-либо в будущем ты увидишь подступающий крах, и уверенный в своем понимании человеческого рода, будешь страшиться за свои дружеские знакомства и за свою гордость, и, – отчасти из любви к первому и опасения за второе, – решишь заблаговременно проститься с обществом, дабы спасти его от греха, приняв этот грех на себя в соответствии с его ожиданиями, тогда ты совершишь то, что когда-то сделал человек, которым я себя некогда считал. Подобно ему, ты будешь страдать; но каким удачливым и благодарным ты окажешься, если после всего, что с тобой случилось, ты снова будешь хотя бы немного счастлив!»

Гость покинул дом с убеждением, что хотя Шарлемон внешне как будто вернул свое прежнее расположение духа и материальное благосостояние, но черная тень его былого недуга сохранилась, и что его друзьям больше не следовало касаться этой опасной темы.