Обмен и продажа

Он собирался открыть дверь, но та распахнулась сама. Крепкий парень в спортивном костюме сильно толкнул его в плечо, не воспринимая как преграду.

– Какой к нам мальчик красивый заглянул! Беги посмотреть, Куська! – ласково пропела Страшная Валя. – Как тебя зовут, царевич?

– Никита, – ответил он.

И Олег немного задержался, чтобы увидеть лицо человека, заинтересовавшего Страшную Валю.

Жизнь животных

Работа спасала, но она кончилась. Забор поправлен, щели в доме законопачены, снег счищен со всего участка. Вова даже помыл свою «восьмерку» в гараже, хотя таскать ледяную воду из реки было тяжело.

Страшась предстоящего безделья, Вова вспомнил про чердак. Чихая от пыли, он разбирал завалы покалеченной мебели, остатков вечного ремонта и бывших вещей, пока не наткнулся на две картонные коробки с общими тетрадями разных цветов.

Они лежали в строгом порядке от последних наверху до самых ветхих у дна. Каждую из них отец Олега заполнял одинаково: от начала до середины шел сплошной текст, потом тетрадь следовало перевернуть вверх ногами и читать с другого конца опять до середины.

Первая часть тетради была похожа на черновик книги об истории завода. Читать это было скучно и неудобно из-за множества правок. «Коллектив воспринял конверсию как вызов». Зачеркнуто. «Конверсия являлась не вызовом, но логичным продолжением…» Зачеркнуто. «Новой страницей в жизни завода стала конверсия». Часто куски были целиком переписаны из заводской газеты, подшивка которой тоже лежала на чердаке, свалявшись в желтые, насквозь пропыленные брикеты. При попытке сжечь один такой из печки повалил густой вонючий дым, и Вова прекратил эксперименты с топливом.

Вторая часть тетради была поинтересней, но требовала внимания. Отрывочные записи, нерегулярный дневник с заметками о жизни и работе. В них чаще всего отец Олега клеймил человеческую глупость и жаловался на общую нелогичность бытия. «Был на похоронах Н-ского, повезло ему, что умер. Мне предложили занять его место. Интересно, как эти деятели будут объяснять недостачу шестнадцати килограммов платины? Или так все спишут тихой сапой? Я в этом участвовать не буду».

Отложив тетрадь, Вова в тысячный раз пересчитал деньги, полученные с фейерверков. С тратами на продукты, прочую мелочь и аренду за дачу выходило чуть меньше, чем в день побега. Все-таки торговля – это мелочь, а нужно зарабатывать. «Права, конечно, Страшная Валя, советует залечь и не высовываться», – то ли про себя, то ли вслух сказал Вова. Выключил свет, закрыл дом, открыл ворота, гараж и завел «восьмерку».

* * *

Не успел Вова выехать с восьмой просеки, тут же гаишник махнул жезлом. Пленка на разбитом стекле искажала пространство снаружи, и пришлось открыть дверь.

– Права, техпаспорт. Я вас видел где-то, у меня на лица память хорошая. В грузовике вы сидели, точно! Борода. Бороду не забудешь, – обрадовался памяти гаишник. – Че, дальнобойщики на «восьмерку» могут заработать?

– В чем дело-то, начальник? – угрюмо ответил Вова, протягивая гаишнику документы, оба поддельные, из сейфа в гараже, предчувствуя, что в лучшем случае дело закончится крупной взяткой.

– Пока просто проверка, – не по-доброму ухмыльнулся гаишник и направился к своей машине.

Проверка сейчас не нужна. Поддельные права не совпадали с именем владельца. Гаишник инстинктом чуял добычу и, не оборачиваясь на оклик, уверенно шел к своей машине. Вова догнал его и придержал дверь.

– Давай по-быстрому решим, начальник, – сказал Вова и спрятал подрагивающую руку в карман ватника.

– Сейчас номера проверю, и решим, – ответил гаишник, усаживаясь на пассажирское сиденье.

Волна зашипела, далекий голос диспетчера назвал номер патрульной машины.

– Слушаю, – без радости отозвался гаишник.

– Срочно выехать для проверки автомобиля. Белая «Нива», номерные знаки отсутствуют, мешает движению на поляне Фрунзе.

– Принял. – Гаишник ткнул права в Вову. – Стекло замени, в следующий раз оштрафую.

«Опять дурные знаки», – подумал Вова. Не стоило ему высовываться. Вдруг его Начальник в розыск объявил, они так уже делали через знакомых в милиции. Что тогда?

– К черту, удачно же кончилось! – По новой привычке вслух сказал Вова и возвращаться не стал.

* * *

Двор за двадцать лет осознанно не изменился. В детстве тополя за сараями казались выше, а теперь действительно подросли. Штукатурка на домах потемнела и приобрела цвет, как во время майского ливня из воспоминаний. Сараи сливались в ту же пугающую темень. Кажется, и лавки так всегда стояли, и фонари никогда не горели, и песочница вечно была пустой.

Деревянные ступеньки проседали под Вовой. Он остановился перед бурой дверью на втором этаже, подумал, что слишком часто начал сомневаться, и, не найдя звонка, постучал.

– Ты один? – открыл дверь смуглый худощавый мужик в поношенной олимпийке. – Да заходи, хату не выстужай.