Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права

Эксперты, привлечённые к следствию, были абсолютно убеждены «в полном умственном здравии подсудимой, а следовательно, в полной способности её ко вменению». Обвинитель предложил «приурочить деяние Качки к ст. 455 уложений, которая говорит об убийстве без заранее обдуманного намерения, в запальчивости или раздражении, но не случайном, а умышленном, т. е. сознательном». Ф.Н. Плевако, выступающий в качестве защитника подсудимой, выбирает проверенную в таких случаях линию – настаивать на невменяемости подзащитной (как мы помним, также поступил Л.Н. Толстой защищая рядового В. Шабунина). Он приводит контрдоводы в обоснование того, что девушка психически нездорова. По его мнению, на её психическое состояние повлияли в первую очередь трудное детство, домашнее насилие со стороны страдающего алкоголизмом отца, мать, которую не интересовала судьба дочери («Нравственно гнилы были те, кто дал ей жизнь. Всё, что ей дало бытие и форму, заразило то, что дано».). Далее, адвокат приводит присяжным заседателям обстоятельства жизни Прасковьи в Москве, её любовь к Байрошевскому и его предательство и т. д. Ф.Н. Плевако отмечает, что «непривычные к психиатрическим наблюдениям лица, и те узнали в ней ненормальность, увидав в душе гнетущую её против воли, свыше воли тоску».

Присяжный поверенный Фёдор Никифорович Плевако

По мнению адвоката, в действиях Качки «не было расчёта, умысла, а было то, что на душу, одарённую силой в один талант, насело горе, какого не выдержит и пятиталантная сила, и она задавлена им, задавлена нелегко, не без борьбы». Более того, присяжный поверенный говорит о том, что «она ещё себя хотела покончить, но по какой-то неведомой для нас причине – одна волна, что несла убийство, перегнала другую, нёсшую самоубийство». То есть в данном процессе, в отличие от нашего случая, по требованию адвоката проводится достаточно обстоятельная работа в судебном заседании, назначается дополнительная медико-психологическая экспертиза и т. д.

Особого внимания заслуживает последняя фраза в речи Ф.Н. Плевако, обращённая к присяжным: «Но если ваше сердце подскажет вам, что в ней, изломанной другими, искалеченной без собственной вины, нет места тому злу, орудием которого она была; если ваше сердце поверит ей, что она, веруя в Бога и в совесть, мучениями и слезами омыла грех бессилия и помрачённой болезнью воли, – воскресите её…» – классический приём обращения к эмоциональной сфере аудитории («запоминается последняя фраза»).

В итоге решением присяжных заседателей П.П. Качка была оправдана, как совершившая убийство в состоянии умоисступления.

Это даже не вечное сражение между правовой определённостью и правильностью решения. Объяснить разницу в подходах можно разве что только халатным отношением председательствующего к своим прямым обязанностям. «Он вспомнил, что хотел разъяснить присяжным то, что их ответ: „Да – виновна“, без отрицания умысла убийства, утверждает убийство с умыслом, но, торопясь кончить, не сделал этого» (Толстой Л.Н. указ. соч.).

В окончательном виде суд по делу Масловой и её подельников не исследовал ни наличие иерархии в преступной группе, ни распределение в ней ролей и обязанностей, что соответственно нарушало положения Отделения III «Об участии в преступлении» и, в итоге, при объективном следствии существенно влияло на строгость назначенного наказания.

Специальный закон предусматривал возможность изменения выводов обвинительного акта по результатам судебного следствия, что было вполне оправданно в том случае, если оно было проведено основательно. Поэтому закон в постановлении о заключительных прениях по судебному следствию предписывал прокурору в обвинительной речи излагать позицию относительно виновности подсудимого в контексте именно судебного следствия. С учётом этого обстоятельства суд был вправе изменить выводы обвинительного акта и в отношении подсудимого, и в отношении совершённого преступления.

В романе помощник прокурора выступал с речью, которая, по его мнению, просто обязана была иметь общественное значение.