Вопреки устоявшимся и воспетым в литературе шаблонам, люди никогда не пахли цветами и фруктами. Отнюдь! Человеку присущи человеческие запахи, вряд ли чья-нибудь подмышечная впадина могла бы ароматизировать свежей земляникой, а не потом. Фокус подбора Блейзом парфюма заключался в правильном переплетении естественных ароматов кожи с цветочными, фруктовыми, древесными нотами духов, доводя общую композицию до совершенного «звучания». И только у Малфоя полную композицию источало само тело. Лишь у Драко кожа пахла свежескошенной травой, губы молоком, волосы морским бризом, а покрывающие бледную кожу бисеринки предоргазменного пота спелыми абрикосами… Блейз улавливал сотни оттенков, вариаций их переплетений и интенсивности, когда Малфой был возбужден или расслаблен, доволен или зол, счастлив или напуган. Драко был целым миром, пусть и раскрывающимся только обладающему уникальным обонянием Забини, пусть и почти незаметным для других, но усиливать в нем что-то искусственными катализаторами Блейз считал почти святотатством и искренне радовался тому, что сам Малфой считал так же.
После окончания школы Забини собирался превратить свое увлечение в источник дохода. Многие подруги матери уже долгие годы пользовались его советами и при каждой встрече не забывали благодарить мальчишку за прекрасно подобранный аромат. Блейз улыбался в ответ со словами: «Не за что, миссис Линдлей, вам очень идет эта фамилия, носите с удовольствием!», когда понимал, что благодарят его в действительности за нового супруга, или: «Рад был помочь, миссис Китон, пусть он будет вашим постоянным спутником, как и мистер Китон», когда спасибо говорили за мужа возвращенного.
И если бы не война и не последующие арест и заключение семьи Малфоев, если бы не ежедневная беготня по министерским кабинетам и адвокатам, если бы не просиживание часами в приемной аврората в надежде, что у него примут хотя бы передачку для Драко, Блейз, наверное, с удовольствием бы осуществил свою школьную задумку, тем более, что слава о его мастерстве давно разлетелась из стен Хогвартса по всему магическому Лондону, а, может быть, и за его пределы.
В кабинете отца Блейз складывал стопки нераспечатанных писем с просьбами от ведьм всех возрастов о встрече и консультации. И сейчас, заставляя себя сдерживаться от желания немедленно рассказать Шеклболту о своей проблеме, решил порадовать, наконец, заждавшихся его ответа дамочек.
Несколько дней Забини встречался с волшебницами, ищущими свой собственный законный и безвредный парфюмерный афродизиак, в небольшой уютной кофейне, не желая принимать клиенток дома, где, слава Мерлину, уже снова поселился министр Шеклболт. Работа отвлекала, время бежало быстрее, а домой Блейз возвращался приятно уставшим и с полным кошельком новеньких галлеонов. Оказалось, что его увлечение действительно может приносить неплохой доход.
Субботним утром Блейз спустился к завтраку уже полностью одетый, через час ему предстояла очередная встреча с пятидесятилетней ведьмой, долго описывающей ему в своем письме, как сильно она нуждается в мужском плече, и что очень подходящее ей плечо имеется у соседа-анимага, но тот в прошлом году схоронил жену и с тех пор в трауре. Размышляя о том, сколь сложной может оказаться задачка подбора необходимого аромата для женщины в период менопаузы, Блейз рассеяно улыбнулся уже сидящим за столом Кингсли и матери.
— Доброе утро, сынок, — проворковала миссис Забини. — Снова куда-то уходишь? В Министерство?
— Нет, мама, у меня небольшая деловая встреча, — ответил Блейз и постарался побыстрее перевести тему, заметив заинтересованный взгляд Шеклболта. — Прекрасный чизкейк! Узнаю твою руку. Мне стоит поблагодарить Кингсли за возвратившийся к моей матери интерес к кулинарии?
Миссис Забини улыбнулась и перевела ласковый взгляд с сына на любовника.
— За возвратившийся интерес к жизни, Блейз, — тихо произнесла она и накрыла тонкими пальчиками широкую ладонь министра.
Кингсли вернул ей нежный взгляд, но заинтересовавшую его мысль не отпустил:
— Зачем ты ходишь в Министерство, Блейз?
Забини на мгновение замер, и его напрягшаяся вмиг спина тут же убедила Шеклболта, что он обязательно должен разобраться, что за дела в министерских коридорах у сына его любимой женщины.
— Господин министр, я искренне считаю, что раз такой великолепный мужчина нашелся там для моей матери, возможно, и для меня что-то еще осталось, — попробовал отшутиться Блейз, натягивая на лицо самую невинную из своих улыбок.
Тщетно. Старый аврор раскусывал слизеринское лукавство на счет «раз». Улыбку Кингсли даже не заметил, а вот чуть ярче блеснувшую в красивых глазах Забини тоску не пропустил.
— Блейз, расскажи мне, что тебя гнетет, — спокойно произнес он. — Я помогу.
— Расскажи ему, сынок, — тихо произнесла мать и поднялась из-за стола. — Я оставлю вас ненадолго.
Блейз проводил ее взглядом, посмотрел на часы и, убедившись, что до встречи у него есть еще около сорока минут, поднял глаза на Шеклболта.